За 10 лет в России почти вдвое сократилось число сельскохозяйственных организаций и фермерских хозяйств. Таковы предварительные данные Всероссийской сельхозпереписи, которую организовал Росстат. В статистических сводках действительно можно увидеть признаки массового укрупнения хозяйств. И этот процесс чреват монополизацией рынков, появлением олигополий. Еще одно возможное следствие изменений – рост сельской безработицы, о чем ранее предупреждали некоторые отраслевые эксперты. Представители агросектора признают, что «гигантские аграрные компании органично встраиваются в ткань российской экономики», пишет «Независимая газета».

Фото neprussia.ru

Всероссийская сельскохозяйственная перепись показала, что российский агросектор, судя по всему, находится сейчас в процессе слияний и поглощений, итогом которых может стать монополизация местных рынков. Так, по данным Росстата, за последние 10 лет в стране сократилось количество сельскохозяйственных организаций в 1,6 раза: с 59,2 тыс. в 2006-м до 36,4 тыс. в 2016-м. При этом в 1,6 раза сократилось количество крестьянских (фермерских) хозяйств: с 285 тыс. в 2006-м до 174,6 тыс. в 2016-м.

Уточним: сейчас Росстат опубликовал первые результаты переписи, проведенной в основные сроки – с 1 июля по 15 августа 2016 года. С 15 сентября по 15 ноября Росстат проводил сельхозперепись на отдаленных и труднодоступных территориях. Так что статистические сводки будут еще уточняться и дополняться. Последний раз подобная Всероссийская сельскохозяйственная перепись проходила в 2006 году.

Как пояснил «НГ» гендиректор Института конъюнктуры аграрного рынка Дмитрий Рылько, причина резкого сокращения числа сельскохозяйственных организаций в стране – укрупнение и формирование того, что условно называется агрохолдингами. Одновременно с этим происходит укрупнение фермерских хозяйств.

Как считает эксперт, можно говорить о постепенном формировании дуалистической структуры товарного аграрного сектора России: «С одной стороны, крупные и гигантские горизонтально и вертикально интегрированные структуры (агрохолдинги), с другой – относительно небольшие фермерские хозяйства, напоминающие своих западных «сородичей». Оба сектора постепенно переваривают то, что вышло после приватизации колхозов и совхозов».

Ожидаемо, что такие процессы приводят к серьезным последствиям: росту сельской безработицы и монопольному ценообразованию. Как пример можно вспомнить проекты преобразований, которые ранее лоббировали крупнейшие представители российской молочной отрасли. Они предлагали не увеличивать число хозяйств, а уменьшать. Среди их предложений было сокращение поголовья молочного крупнорогатого скота – на 2 млн голов к 2025 году. Под эти реформы планировалось получить от государства финансовую поддержку.

Однако, как предупреждал директор Центра изучения молочного рынка Михаил Мищенко, такие реформы чреваты сокращением численности занятого сельского населения как минимум на 500 тыс. человек и концентрацией производства, которая позволит крупнейшим производителям устанавливать любые цены на свою продукцию.

Опрошенные «НГ» эксперты отмечают, что Минсельхоз под руководством Александра Ткачева предпочитает поддержку как раз крупных и сверхкрупных агропредприятий. «Как правило, основными получателями поддержки становились крупнейшие инвесторы, которые аккумулировали у себя все финансы. В основе данного формата поддержки лежало обманчивое утверждение, что такую большую страну, как Россия, могут накормить только крупные холдинги, и только крупные холдинги могут быть эффективны», –пояснил «НГ» Мищенко.

«Процессы импортозамещения не только не привели к развитию рынка, росту числа поставщиков, но лишь ускорили процессы поглощения крупными холдингами независимых хозяйств, – комментирует ситуацию аналитик компании «Солид Менеджмент» Сергей Звенигородский. – Происходит это потому, что кризис усложнил доступ к капиталу». Речь идет как о банковских займах, так и о госсредствах.

«Банки сейчас охотно кредитуют агрохолдинги. Ведь их отчетность свидетельствует о получении ими высокой прибыли.

Этим компаниям легко получать кредиты под низкие проценты, в то время как ставки для субъектов малого и среднего бизнеса до сих пор доходят до 30% годовых, – говорит эксперт. – К госзаказу фермерам подступиться тоже сложно: торги выигрывают поставщики, предлагающие наиболее низкие цены, а справиться с демпингом агрохолдингов фермеры не в состоянии».

У небольших производителей нет возможности вывести товар на магазинные полки, получить доступные кредиты, обеспечить работникам достойный уровень зарплат, перечисляет гендиректор компании «Мани Фанни» Александр Шустов. «Например, молочные производства среднего и мелкого звена вынуждены продавать сырье на крупные предприятия по цене чуть выше себестоимости, что делает такой бизнес полностью нерентабельным. Соответственно можно говорить об отсутствии продуманной государственной политики», – считает Шустов. «Это традиционная беда российского производства: коррупция и монополия крупных компаний вытесняют мелких производителей», – добавляет первый вице-президент Российского клуба финансовых директоров Тамара Касьянова.

Последствия концентрации агропроизводства для экономики могут быть самые негативные, считает Звенигородский. Он перечисляет: формирование олигополий, потеря контроля над инфляцией, обнищание сельского населения, потеря значительной части крайне ценных земель, пригодных для ведения сельского хозяйства. Эксперт поясняет: «Чаще всего земли обанкротившихся фермеров застраиваются и выводятся из сельскохозяйственного оборота».

«Само по себе укрупнение безработицей не грозит», – замечает Рылько. «Сокращение численности занятых происходит в результате роста производительности труда. Проблемы сельской занятости радикально отличаются от региона к региону, – поясняет он. – К северу от Москвы давно произошло аграрное опустынивание. А на юге есть регионы с излишками рабочей силы, но повсеместно ощущается острая нехватка квалифицированных дисциплинированных кадров».

Тем не менее Рылько подтверждает, что «в некоторых регионах концентрация контроля над землей в руках узкого круга компаний действительно весьма высока». «За этими процессами нужно внимательно следить, хотя непонятно, как ограничивать дальнейшую экспансию компаний: в наших условиях возможные ограничители достаточно легко обойти. Тем более что не устраняется первопричина: гигантские аграрные компании более органично встраиваются в ткань современной российской экономики», – говорит Рылько.

Но стоит учитывать, что данные сельхозпереписи могут не отражать реальной ситуации. Еще в мае этого года, когда Росстат анонсировал перепись, некоторые эксперты высказывались о своих сомнениях в объективности тех данных, которые смогут собрать переписчики. Были опасения, что респонденты не захотят предоставить достоверную информацию о своих хозяйствах, так как испугаются передачи данных фискальным органам.

И публикация первых результатов, похоже, не развеяла сомнений. Так, директор центра агропродовольственной политики Российской академии народного хозяйства и госслужбы Наталья Шагайда указала на некоторые странности статистики.

Вся площадь земли, закрепленная за сельхозпроизводителями определенного типа, разделена на число организаций или крестьянских фермерских хозяйств. Средние площади хозяйств в субъектах РФ, которые в основном производят сельхозпродукцию, редко превышают 5 тыс. га, говорит она. А в Ненецком автономном округе появляются данные о средних площадях почти в 580 тыс. га. Такие удивительные данные можно объяснить тем, что в этих площадях учитываются и оленьи пастбища, которые далеко не всегда относятся к землям сельхозназначения.

«Еще более странной выглядит информация по Чукотскому автономному округу, где средняя площадь сельхозорганизации 0,5 га, а фермерского хозяйства – 37,6 тыс. га, – замечает эксперт. – Возможно, там мало организаций, а те, которые есть, занимаются производством овощей закрытого грунта, фермеры же занимаются оленеводством на бескрайних снежных просторах».

«В Краснодарском крае средняя площадь организации – 4 тыс. га. Она, возможно, и не изменилась, но там десятки организаций могут быть включены в один холдинг. Если таких холдингов стало больше, то риски высвобождения людей, диктата цен есть», – говорит Шагайда. «Однако этих тенденций перепись не отслеживала, – добавляет эксперт. – И это говорит о том, что тот, кто составлял опросные листы, не смог выделить важного».