Журналист и писатель Николай Лудников в своем блоге на БНК продолжает рассказ о семье Чуркиных в рамках цикла «Уроки истории. Летопись рода – в судьбе страны».

Фото Юрия Кабанцева

Особенно меня тронул рассказ тети Фени о том, как ее отец подкармливал сирот из детдома. Представьте, у главы семьи тринадцать своих детей, два усыновленных ребенка от второй жены, и всех их надо кормить, обувать, одевать, дать им образование, а он находит в себе физические и, главное, душевные силы помогать еще и детскому дому. Помимо этого, Константин Кириллович помогал семьям своих братьев, которые ушли на фронт и не вернулись. Тетя Феня рассказала мне трогательную историю о том, как три брата поклялись друг другу, если кто-то из них не вернется с войны, то не оставят без помощи племянников. У Афанасия Яковлевича Чуркина осталось пятеро детей, у пропавшего без вести Кирика Яковлевича - семеро. И всю эту ораву надо было поднимать.


Я общался со многими Чуркиными, детьми и внуками, родными и двоюродными, и все они в один голос утверждают, что никого из них не забывал Константин Кириллович, всем помогал, настолько, насколько хватало его сил. Как верующий человек, прекрасно понимаю, кто давал ему силы физические и душевные для такого подвига. Господь не оставлял его в самые ответственные, критические минуты его жизни.

Писать о человеке, которого ты не знал лично, очень непросто, нет той так необходимой журналисту или писателю духовной связи, которая помогает творить. Однако тема захватила меня, показалась мне настолько актуальной, особенно в наше бездуховное время, что я решил как можно подробнее изложить тот материал, который стал мне доступен, благодаря чуткому и деятельному участию близких родственников моего героя. Такие люди, как Константин Кириллович, – гордость нашей страны, именно благодаря им сумела Россия выстоять во все годины тяжелейших испытаний, выпавших на долю нашего народа. Они, их семьи и окружающие их люди, выживали вопреки всякой логике, это ли не яркий пример для нашего и последующих изнеженных поколений, не знавших трудностей предвоенного, военного и послевоенного времени.

Писать об этом надо, в настоящее время мы, россияне, стремительно теряем свою идентичность, самобытность, статус великого народа. Навязываемые нам либеральные антихристианские ценности стремительно разрушают и развращают души, и противостоять этому страшному давлению, я думаю, долг каждого честного человека, патриота своей страны.

Родилась Крестина Константиновна в 1941 году, ее отцу в то время было 49 лет. Он был уже немолодым человеком с медно-золотистой бородой, которую часто и любовно расчесывал перед зеркалом. Ей запомнились его светло-синие глаза и пышные седые волосы. В семье отца очень уважали. Он был немногословным, но если говорил, то его слово – закон. За большим семейным столом у него было определенное место с торца, напротив мамы. Кушать начинали, когда отец сядет. Запомнился огромный самовар на середине стола, в его трубу подкладывали угольки, чтобы кипяток не остывал. Из печи доставали полированный чугунок с топленым молоком, и начиналось чаепитие.

На чердаке дома слоем сантиметров 7-10 в полотухах (плоские берестяные корзины) всегда держали запас брусники. Часто бруснику толкли с опарой из ржаной муки, добавляли туда сахарного песка, и получалась вкусная еда. По праздникам и воскресеньям мама пекла. Выпечка была самая разнообразная – загибуши (как чебуреки) из ржаной муки с картофельным пюре, шаньги с рисом, пшеном и картошкой, но чаще всего кулебяки с разной рыбой.

Мама всех своих детей в любой обстановке называла только ласкательно – Толюшка, Фенюшка, Полюшка. У отца всегда под рукой была гармошка. В любое время мог сыграть и спеть. Часто пел народные усть-цилемские песни – «Катюшенька», «Я сидел на бережку», «Ванька-ключник» и другие.

В те годы были богаты дичью лес и рыбой реки и озера. Рыбу ловили не только в Печоре, но и в Пижме, Цильме, Нерице и других речках. Однажды в сети отцу попалась огромная семга, весом в 23 килограмма. На ней были красные пятна. Отец объяснил, что это старая лошалая семга, т.е. «лох». Она не такая вкусная и ценная, мясо ее более жесткое и менее жирное. Дочь запомнила, что до 3 кг семга менее вкусная и ценная, чем от 5 до 10 кг.

С охоты Константин Кириллович привозил мешки птицы. Дочерям приходилось раскладывать дичь по сортам - голубаны, черные утки, рябчики, глухари - и теребить, очищая тушки от перьев. Потом мама опаливала их в русской печи и варила суп в огромном чугуне, а оставшуюся дичь солили впрок.

Запомнилось, как братья с отцом собирались на охоту за лосями. Брали с собой санки – чунки, широкие лыжи – кунды, обитые снизу камысами. Если удавалось загнать лося, то семья была сыта, и такое случалось нередко.

В семье всегда была корова. На время сенокоса съезжались дети из городов, где они тогда уже жили: из Печоры, Северодвинска, Ухты. Это были незабываемые дни семейной радости, общения, работалось легко и весело под руководством отца.

Отец никогда детей не наказывал, для всех было достаточно одного его взгляда. Образования у него не было, но мудрости и знаний хватало. Каждое утро в 6 часов под бой курантов и гимн страны он вставал, садился рядом с радио и слушал новости. Никто в это время ему не мешал, даже если и проснулись, все молча лежали в кроватях.

Люди шли к Константину Кирилловичу за светом по разным вопросам. А когда он приболел, слух об этом быстро разлетелся по району, и народ шел к нему отовсюду. Спрашивали, чем можно помочь.

Константин Кириллович знал много лечебных корней и трав и лечил ребятню часто сам. Был он хорошим печником. Дети выполняли всю подсобную работу под его руководством. Также он строил жилые дома. Во дворе дома отец построил домик для бабушки (по матери) и маминой сестры Домны Тимофеевны. Она была вдовой, ее муж, лучший хлебопекарь в районе, погиб в Отечественную войну. Сын тети, Михаил, 1941 года рождения, называл нашего отца папой. Мишу отец никогда не отделял от своих детей. Бабушку, Анну Петровну, детвора с любовью называла «бабкой старкой». Она часто поднимала детей рано утром и брала с собой по ягоды: за смородиной, черемухой, морошкой, черникой, брусникой и поженным луком. Бабушка знала все ягодные места. Учила ориентироваться в лесу и всегда наставляла идти по грибы и ягоды не по лесному бурелому, а по проторенной дорожке, пусть это будет дальше, зато не заблудитесь. У мелких ягод не давала останавливаться, вела на красивые полянки с крупными ягодами.

В доме Чуркиных одна комната была отведена под мастерскую, где стоял верстак и отец мастерил на продажу полки, шкафы и другую мебель.

Для моих братьев Анатолия и Кирилла дома строили всей семьей под руководством отца. Он выбрал для срубов такое место на пригорке, что было видно из окон и село, и реку Печору.

Лодки отец тоже делал сам. Когда он перестал столярничать в мастерской, детям разрешили заниматься там любимыми занятиями, например – фотографией. Отец купил лучший по тому времени фотоаппарат – «Зенит». Каждый был чем-то занят в этом деле, кто-то фотографировал, кто-то проявлял, кто-то просушивал фотографии. Уже готовые снимки специальным устройством обрезали, придавая им законченный, фирменный вид.

Детвора занималась разведением кроликов. У каждого были свои клетки, в которых жили кролики разных расцветок – беленькие, черные, серые. И каждый из братьев и сестер хвастался перед родителями и друг другом своими успехами. Был период, когда в семье разводили кур. Братья и сестры мелко рвали бумажки для птиц, собирали для них мелкие камешки и угольки.

Дети постоянно находили для себя полезные занятия, все были чем-то заняты, отец заботливо направлял детей в этой деятельности.

Так, Анатолий, например, ремонтировал часы и патефоны, сама Крестина любила вязать, другие братья из сломанных велосипедов и запчастей собирали целые, на которых можно было ездить.

Основным промыслом в семье было рыболовство, каждый из детей имел свою удочку, а позднее и спиннинги. Всегда имелся запас дождевых червей. Сети для ловли рыбы сначала вязали сами, позже стали привозить готовые, капроновые, из городов. Подвесные моторы в семье появились раньше, чем у других. У старшей сестры по матери – Марины - муж, москвич, был летчиком, и он привез нам первые лодочные моторы. После 3-х сильных моторов появились «Зиф-5» и «Вихри». В рыбалке принимала участие вся семья. Навсегда остались у Крестины в памяти яркие картины рассветов и закатов на Печоре. По возвращении с рыбалки рано утром купались в реке. Часто после рыбалки устраивали своеобразные концерты, напевая разные песни.

Со временем, когда в Усть-Цильме появился свой рыбзавод, отец с сыновьями организовал семейную бригаду. На бригаду всегда утверждался план по вылову рыбы, и отец строго старался выполнить его.

Как-то долго жили в местечке Барашки, там была рыбная тоня по вылову зельдей. Отец знал все хитрости рыбалки, как повернуть лодку, сколько времени плыть, как рыбу вытаскивать из сети быстро. Умел сохранить выловленную добычу, не давал ей протухнуть. Крестине чаще других приходилось солить икру. В тазике она долго накручивала на деревянную ложку все прожилки, потом подливала в икру немного холодной кипяченой воды и солила ее. Икра набухала и через несколько часов была готова к употреблению. Вкуснее деликатеса в жизни Крестина не пробовала. Запомнила, как отец сказал, что самая нежная рыба – это чир и нельма, потом уже пелядь. С озер привозили много лещей, язей, щук и другой рыбы, которую называли «сорной».

Был случай на рыбалке, который чуть не закончился трагически. Ждали приезда из города Печоры старшего сына Никиты, который там работал главным санитарным врачом пароходства. Накануне отец с двумя сыновьями выехали на Печору, чтобы поймать семгу для дорогого гостя. Никита приехал на следующий день, дома все напряженно ждали рыбаков, а их все не было. Все чувствовали, что случилось какое-то несчастье. А случилось вот что: на реке, рядом с лодкой проехал буксир с баржей и перевернул ее. Отец с сыновьями чудом спаслись, двое успели ухватиться за руль на корме, а третий успел поймать цепь, свисающую спереди баржи. Домой их привезли измученных, сырых и без трофеев, которые оказались в реке вместе с лодкой и мотором, но, слава Богу, живых.

Сети отец чинил сам, деревянной специальной самодельной иглой. За этой работой он и получил смертельную болезнь. Через всю комнату была протянута сеть, на ней были дырки от задев. (Задевы – это мусор, находящийся на дне водоема, деревья, бревна, проволока и т.д.) Отец заделывал в ней прорехи, тут заходит с улицы сын Анатолий, Константин Кириллович очень резко оглянулся и его парализовало. Он не мог разговаривать.

Узнав о несчастье, сразу приехали дети погибших в войну братьев. Отец знаками показывал, чтобы дети их хорошо приняли. Замеженцы были возле отца до его смерти. Умер Константин Кириллович через пять дней.

Константин Кириллович был настоящим русским православным мужиком, он не курил, матерных слов дети от него не слышали никогда. Выпивал всегда в меру и по какому-то достойному поводу. Другим он курить не запрещал, но если курили в комнате, то в продушник (дырка с тягой на улицу).

В семье Чуркиных долгое время жил иранец, видимо, ссыльный, одинокий человек, часто цыгане ютились во второй половине дома.

В селе отца почитали, в праздники ему вручали на рушнике хлеб с солью. Из школы он приходил с подарками, в виде пионерского галстука и бюстика Ленина. Помогал всем и привечал всех, кто в этом нуждался. В его словах всегда был заложен большой смысл, он не говорил много, но к нему прислушивались.

С шестого класса Крестина училась в Печоре, куда забрал ее старший брат Никита, чтобы помочь родителям и дать сестре образование. Вся семья встречала и провожала ее на пристани. Это были самые трогательные минуты в жизни Крестины Константиновны.