Верховный суд Российской Федерации рассмотрел сегодня кассационные жалобы Антона Коростелева и Алексея Пулялина на приговор Верховного суда Коми от 19 июня 2009 года, которым ухтинцы признаны виновными в совершении поджога торгового центра «Пассаж» и им назначено наказание в виде пожизненного лишения свободы. Верховный суд посчитал в итоге, что Коростелев и Пулялин приговорены правильно. Подсудимых в Москву на суд не этапировали, он происходил с помощью видеосвязи Москва – Верхний Чов.

Телемост Москва-Чов. Фото БНКоми

 Позицию обвинения в суде поддерживали представитель Генпрокуратуры РФ и начальник отдела гособвинителей прокуратуры Коми Юрий Овчинников. Сторону защиты — пять из шести адвокатов: адвокат Гурьев не смог принять участие в процессе. Кроме того, в Москву прибыли семь представителей потерпевшей стороны, потерявших в сгоревшем торговом центре своих близких. Осужденные за поджог «Пассажа» Антон Коростелев и Алексей Пулялин приняли участие в процессе при помощи веб-камеры, установленной в следственном изоляторе № 1 в поселке Верхний Чов.

В начале процесса защита попросила исследовать дополнительные доказательства - протокол опроса Михаила Евсеева (бывший сотрудник Уголовного розыска МВД РК – БНКоми), оптический носитель с аудио- и видеозаписью опроса Евсеева, протокол его адвокатского опроса, проездные бухгалтерские документы, подтверждающие проезд и нахождение Евсеева в Москве с 17 по 21 декабря 2006 года. А также две статьи, опубликованные в этом году в «Новой газете» в рубрике «Расследования»

- Мы просим допросить в судебном заседании Михаила Евсеева, который находится в здании суда, - обратился к суду представитель адвокатского бюро «Коблев и партнеры» Андрей Суров.

Судья поинтересовался, какие из перечисленных доказательств были исследованы судом первой инстанции. Как пояснил адвокат Суров, Верховным судом Коми не исследовался ни один документ. Все дополнительные факты и обстоятельства стали известны после вынесения обвинительного приговора.

- Но исследовалась записка Пулялина криминальным авторитетам, которая, как мы считаем, сфальсифицирована, - добавил защитник.

Судебная коллегия ходатайство адвоката Сурова оставила без удовлетворения.

Сторона обвинения представила суду сообщение Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по Республике Коми о том, что уголовные дела в отношении Евсеева и иных должностных лиц по фактам фальсификации материалов уголовного дела в отношении Коростелева и Пулялина не возбуждались.

Адвокат Коблев уточнил суть ходатайства стороны защиты.

- Это не ходатайство, это сообщение, что уголовные дела в отношении Евсеева и иных должностных лиц по фактам фальсификации не возбуждались, - пояснил судья.

Тему поддержала и представитель Генпрокуратуры РФ: «Она вводит в заблуждение и тем самым утверждает, что есть уголовное дело, возбужденное в отношении Евсеева».

- Она вводит в заблуждение, - процитировал своего оппонента адвокат, - кто она?

- Сторона защиты имеется в виду, - пояснили защитнику.

- Тогда у меня последний вопрос, - не сдавался Коблев, - поскольку в суд явился сам Евсеев, который в ходе предварительного расследования осуществлял функции органов дознания по данному уголовному делу, участвовал в сборе доказательств, и пояснил защите, по крайней мере, мы это узнали из открытых источников - прессы, что он лично является свидетелем фальсификации важнейшего доказательства, я прошу в судебном заседании на основании части 4 и 5 статьи 377 опросить его в судебном заседании исключительно в порядке получения доказательств по данному уголовному делу.

Коблев подчеркнул, что Евсеев не был допрошен в суде первой инстанции по одной простой причине: о тех событиях, которые он излагает, защите стало известно после вынесения приговора.

- Закон позволяет поставить суд кассационной инстанции в известность о существовании Евсеева, подчеркиваю, как лица, производившего оперативно-розыскные мероприятия, - настаивал адвокат Коблев.

- Что вы хотите конкретно? - перебил выступавшего судья.

- Допросить его, он явился в судебное заседание, - настаивал защитник.

- Здесь? – уточнил суд. - На основании какого закона вы предлагаете нам начать все по новой? Вы знаете, что не исследованные в суде первой инстанции доказательства в кассационной инстанции не исследуются, это не апелляция. Пусть напишут по-другому, будем исполнять.

Во время перерыва Пулялин и Коростелев поделились с присутствовавшими в СИЗО на процессе журналистами, что не ожидали от суда отказа в допросе Евсеева.

- Человек сознается в том, что подбросил записку, участвовал в фальсификации доказательств, которые и легли в основу обвинения. Эта записка является единственным доказательством, но она сфальсифицирована. И все это понимают. Почему бы не огласить эти факты? Насколько нам известно, согласно Уголовно-процессуальному кодексу доказательства, добытые не следственным путем, могут быть рассмотрены при кассационном разбирательстве, на что и опирался адвокат, - поделились осужденные.

В ходе заседания суд также заслушал выступления адвокатов, указывавших на противоречивость и недопустимость показаний свидетелей и доказательств. Кроме того, защитники подчеркивали, что в постановлении Верховного суда России, отменившего оправдательный приговор и отправившего уголовное дело на дополнительное расследование, имелись указания об исследовании документов, допросе экспертов, о назначении повторных или дополнительных экспертиз.

- Однако эти указания судом первой инстанции не выполнены, - акцентировал внимание Верховного суда адвокат Суров.

- Если бы эти указания были выполнены, мы бы сейчас здесь не находились, суд первой инстанции мог бы установить Евсеева еще в том судебном заседании и вынести объективный приговор. Оперуполномоченный Евсеев сам принимал участие в обнаружении в Москве той записки, которая положена в основу приговора. Он сообщает сегодня защитникам, что своими собственными руками передал эту записку одному из сотрудников УВД Москвы, который на данный момент нами установлен и подтверждает эти показания. Эти люди заявляют открыто о том, что они являются свидетелями, говоря словами стороны обвинения, соучастниками фальсификации. И при этом мы на полном серьезе сейчас рассуждаем, надо или нет отменять обвинительный приговор Пулялину и Коростелеву, - добавил адвокат Коблев.

Юрий Овчинников с данными высказываниями не согласился. Он подчеркнул, что все требования Верховного суда России были выполнены в полном объеме.

- То, на что обращают внимание защитники, разрешалось. Более того, дополнительно были допрошены 17 человек, специалисты. Материалы исследования приобщены и имеются в деле. Доводы о вынужденном характере показаний Коростелева и Пулялина на предварительном следствии полностью опровергнуты в ходе судебного разбирательства, - подчеркнул гособвинитель.

Заслушав все стороны и посовещавшись, суд постановил изменить приговор Верховного суда Коми от 15 июня 2009 года в отношении Алексея Пулялина и Антона Коростелева: исключить указания об осуждении Пулялина и Коростелева по квалифицирующему признаку - «убийство из корыстных побуждений», снизить назначенное наказание Пулялину по части 2 статьи 167 УК России до 3 лет 1 месяца лишения свободы (Коростелеву - до 3 лет 4 месяцев лишения свободы), по пунктам «а», «б» части 3 статьи 111 УК России до 7 лет 9 месяцев лишения свободы (Коростелеву - до 8 лет лишения свободы), по пунктам «а», «г» части 2 статьи 112 УК России до трех лет 1 месяца лишения свободы (Коростелеву - до 3 лет 4 месяцев лишения свободы).

В остальной части приговор суда в отношении Пулялина и Коростелева был оставлен без изменений - пожизненное лишение свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии особого режима, а кассационные жалобы осужденных и адвокатов - без удовлетворения.

Как отметили осужденные, они намерены бороться до конца.

- Вплоть до Страсбургского суда, - акцентировал Антон Коростелев.

БНКоми представляет интервью с Алексеем Пулялиным и Антоном Коростелевым, приговоренными к пожизненному заключению за поджог торгового центра «Пассаж».

 - По вашим словам, все начиналось с того, что вам хотели предъявить обвинение по «Сотовику» (магазин, который располагался на первом этаже в сгоревшем «Пассаже», - БНКоми)?

 Коростелев: Все началось с «Сотовика». Хотели доказать, что якобы нам сначала «заказали» «Сотовик», потом другие магазины, а затем все это перекинуть на «Пассаж». Когда я сидел в ИК-19, меня этапировали на ИВС Ухты, буквально один день общались по «Сотовику». А потом - все, просто переключились на «Пассаж». Приехали Турдыев, Алехин, которые замешаны в фальсификации. Они начали говорить, мол, все, сознавайся в «Пассаже». Мы сейчас едем к прокурору республики, что нам говорить, ты будешь признавать вину? Я ответил, что не совершал это преступление. Они в ответ: «Смотри сам, тебе хуже будет». Они уехали, после чего меня начали регулярно этапировать в УБОП Ухты. Там со мной проводили беседы Ершов, начальник УБОПа, Лежанин — его заместитель. Меня перевозили 12 человек в масках, это уже было для меня тяжело психологически. Привозили туда в наручниках, заводили как пожизненно осужденного, били и заставляли признать вину. В ходе следствия беседы проводили практически каждый день, иногда по ночам.

 - Как именно били?

 - Меня пристегивали наручниками к батарее и наносили легкие удары, давили психологически. Кроме того, были угрозы в отношении родных, моей девушки.

 - Какие именно угрозы поступали?

 - К примеру, обещали, что моей девушке подкинут наркотики, она тоже будет сидеть в тюрьме. Говорили, если не хочешь такой участи своим родственникам, делай, как мы говорим. Заставляли ее писать мне записки такого содержания: «Признайся, тебе будет лучше. Подумай о нас». В это время я сидел полностью один, вокруг меня такие заборы выставили, что мне казалось, что я один и мне никто не верит. Я в тот момент уже настолько наплевал на себя, что сдался. Уже не мог терпеть этого. В случае, если я дам признательные показания, мне обещали 167-ю статью. Говорили, будет только 167-я, увезем вас в любой лагерь России, и выйдете по условно-досрочному освобождению. И я дал показания. Меня начали каждый день возить в УБОП, заранее предупреждать, что надо говорить. Прокуратура ссылается, что во время дачи показаний я сидел спокойно. Это потому, что меня заранее предупреждали: тебя будут снимать на пленку, не показывай никаких эмоций, сиди и говори это и это. И я говорил, что мне было сказано. Я настроился, что на суде буду говорить правду. Надо только пережить следствие.

Потом у меня появилась единственная возможность, где я могу сказать, что не виновен, - это Москва. Меня повезли на психо-физиологическую экспертизу с использованием полиграфа, и там я впервые сказал о том, что не виновен. До этого я это говорил только адвокату, который отказался от моей защиты, поскольку выразил это самооговором. Я ей (эксперту Комиссаровой - БНКоми) сказал, что не виновен в этом преступлении. Это подтвердила и экспертиза, полиграф показал, что говорил правду. Потом я просто набрался мужества и дальше говорил, что невиновен. Конечно, ко мне и впоследствии применялась физическая сила.

 - Что делали?

 - Выводят из камеры, ведут в соседнюю, где нет никого, заламывают руки и пристегивают к решетке, начинают бить по ногам дубинками. И ты не можешь даже присесть, потому что руки у тебя заломлены. Это делали сотрудники ИВС по поручению вышестоящих органов.

 - Когда вы стали отказываться от признательных показаний, какие-то меры в отношении вас применялись?

 - На всем протяжении следствия две трети я просидел в карцере. Больше года в общей сложности там просидел. Только во время суда мы содержались в камере, а суд закончится — все, опять в карцер. Психологически давили. К нам приезжали сотрудники УБОПа туда – говорили: «Давайте, соглашайтесь, будет 167 статья». Конкретно это началось после показаний Чекалина. Я говорю: «Я не виновен, буду говорить так, как оно есть». Я давал отвод следователю, писал, что в отношении меня применяется физическая сила, но получал постоянный отказ. Ко мне приезжал зампрокурора республики — Александр Александрович, говорил, что такое дело «глухарем» держать не будем.

 - На ваш взгляд, это дело — повод осудить Махмудовых (братья Махмудовы были задержаны, а затем арестованы сразу после приговора Коростелеву и Пулялину – БНКоми)?

 - Речь о Махмудовых шла сразу. Все, что я говорил в показаниях, это все были слова Ершова. Все, что он мне говорил, я уже излагал на допросе. Сначала я думал, зачем это ему надо? На то время я не знал, что он хотел взять 20 процентов из бизнеса, как следовало из диктофонной записи, представленной на суде. До этого я никогда Махмудовых не видел даже в лицо, знаю только одного, поскольку учился вместе с его сыном в 3-5 классах.

- А история о том, что поводом стала ссора с племянником одного из братьев?

 - У нас с ним дружеские отношения. Ни один из свидетелей из нашего круга общения, никто не сказал, что у нас с кем-то был конфликт, тем более с ним.

Пулялин: Что касается Санаева (Санаев, бывший прокурор Ухты – БНКоми) и других работников прокуратуры. У меня был такой инцидент, когда я встречался с Санаевым, я написал жалобу на восьми листах, он приехал, допросил, получилось еще два листа. В общей сложности - 10. Там были изложены такие обстоятельства, для проверки которых надо было приехать из Ухты в Сыктывкар, допросить свидетелей здесь, потом в Ухте.

Мне через неделю пришел ответ с отказом, мол, ты нас обманул, а число стояло то же самое — тот же день, когда я составлял жалобу. Он фактически до сих пор утверждает, что за четыре часа успел попасть в Сыктывкар, потом в Ухту, опросить свидетелей там и здесь, вынести постановление об отказе. До сих пор я пишу жалобы в суд и вышестоящие инстанции и до сих пор не могу добиться того, чтобы его привлекли к ответственности за несоответствие фактически тех моментов, которые он указал.

Такая же ситуация с избиением Антона. В мае 2008 года, за месяц до вынесения оправдательного приговора, когда мы ехали на суд из тюрьмы, мы вышли из машины и начали спускаться вниз. В этот момент начали бить меня, потом Антона. Я уже более полутора лет пишу жалобы, экспертиза показала, что у меня были побои, что меня избили, есть свидетели, дело уголовное отказываются возбуждать. Сначала молчали полгода, потом после неоднократных обжалований пришел ответ, что его (ответ) якобы посылали, но этого не было.

Коростелев: Проводилась экспертиза ФСБ России на полиграфе, эта экспертиза является вещественным доказательством, которое признал Верховный суд России. Эксперт Николаев признал нас полностью невиновными, вплоть до того, что явка с повинной был написана под давлением. Первый суд взял эту экспертизу во внимание, второй — обвинительный — уже не взял.

Пулялин: что самое интересное, после приговора приезжали оперативные работники, именно те, которые на следствии оказывали на нас давление. Они опрошены в суде и на следствии. Им никак нельзя было с нами по закону встречаться. Верховный суд Коми дал им доступ. Именно в те 10 дней, в которые мы писали кассационную жалобу, я сидел в кабинете и выслушивал тех, кто ставил условие: если я сейчас дам признательные показания о том, что я якобы совершил это преступление, оговорю в очередной раз Махмудова, мне отменят пожизненное лишение свободы. Я сказал, что не виновен, и на эту сделку не пойду.

 - Ваше отношение к тому, что суд отказался допрашивать Евсеева?

 Пулялин: Когда я прочитал об этом в газете, у меня волосы дыбом встали. Человек просто сознается в том, что подбросил записку, участвовал в фальсификации доказательств, которые и легли в основу обвинения.

Коростелев: Эта записка является единственным якобы доказательством, но она сфальсифицирована. И все это понимают. Почему бы не огласить эти факты? Насколько мне известно, согласно Уголовно-процессуальному кодексу доказательства, добытые не следственным путем, могут быть рассмотрены при кассационном разбирательстве, на что и опирался адвокат.

Пулялин: Я не удивлюсь, если со временем прокуратура не возбудит в отношении него уголовное дело, спустит втихушку. Сказал и молчи теперь. Думаю, прокуратура региона поступит именно так. Я уверен на 100 процентов, что после отказа в кассации, завтра-послезавтра приедет Алехин и опять будет предлагать ту же самую сделку.

Коростелев: Мы в любом случае будем бороться до конца, вплоть до Страсбургского суда.

Пулялин: Если бы я знал, кто это сделал, я бы незамедлительно сдал бы этого человека. Пусть тот, кто совершил это преступление, и сидит. Если он знает, что мы сидим, хотя этого не совершали, может, у него хватит совести об этом заявить.