На открытой встрече в Национальной галерее Коми художник объяснил, почему всегда обсуждает образы своих героев, как детские подсказки помогали ему создавать эскизы для спектаклей и зачем были нужны танцы в магазинах обуви и перед Михаилом Герцманом.

Фото БНК

Эрих Вильсон — заслуженный работник Коми. В качестве художника-постановщика он создал множество спектаклей. В их числе «Поминальная молитва», «Свадьба с приданым», «Ромео и Джульетта», «Зверь», «Шесть комнат», «Берега», «История одного свидания», «Коми бал».

Встреча Эрихом Вильсоном состоялась 6 марта в Национальной галерее Коми в рамках персональной выставки коллеги Ольги Валей «Мой мир вращается благодаря...» (6+). Выставочное пространство представляет зрителю несколько эмоционально-биографических блоков с живописными, графическими произведениями, объемной пластикой, инсталляцией и фотографиями.

В беседе с гостями он раскрыл особенности творческого процесса и взаимодействия с театральными цехами. В частности, неоднократно подчеркнул, что важно говорить с коллегами про образ, над которым ты работаешь:

— Я всегда рассказываю очень много об образе. Допустим, заяц. Что такое заяц? Мы все знаем зайца. Я рассказываю, как его вижу. Почему у него цвет такой, почему у него шорты такие, допустим, и так далее. Я когда пришел с армии, жил в общежитии на первом этаже. Я был один, холостой, а двери у меня в комнату всегда почему-то приоткрыты были. Сижу, делаю эскизы костюмов (как раз для детского спектакля): заяц, волк, лиса и так далее. [Соседские] Дети любопытные. Они такие: «А что ты делаешь?» — «Рисую». — «А ты умеешь?» — «Учусь». — «А мы зайдем?» — Восемь человек залетело и смотрят: «Да ты неправильно рисуешь, ты что рисуешь? Разве лиса такая? Лиса хитрая». Они мне рассказывают, как надо рисовать. Это большая прелесть. Почему? Потому что потом они приходят из садика к тебе в театр и видят, что ты сделал.

Иногда даже приходилось необычным образом доказывать свою точку зрения:

— Я эскизы Герцману [Михаил Герцман — заслуженный деятель искусств России и Коми, скончался 30 января 2025 года на 80-м году жизни — прим. ред.] показывал, когда балет мы с ним делали. Принес, показал. Он говорит: «Вот это хорошо, это хорошо. А что у тебя тараканы такие добрые?» — Я говорю: «Там же пластика, там же танец». Я встал и начал перед ним танцевать — а я танцевать не умею... Он такой сидит: «Да, понял».

Пластика в целом зависит от костюма, считает художник. Балетмейстеры перед постановкой номера смотрят эскизы, спрашивают о тканях, а только потом работают над движениями. Иначе после пошива костюма актер столкнется с тем, что не может выполнить номер:

— Я привык, что мои балетмейстеры без меня не выстраивают пластический номер. Вот как выбирали обувь: современный спектакль, танец — не каждая обувь подойдет, кроссовки здесь мне, как художнику, не нужны. Мы постановщиком номера поехали в магазин, она сначала все это дело на себя танцевала. В магазине на нас смотрели, а мы там танцуем. Проверили, откладываем — мы же не знаем, у актера какой размер ноги. Говорим: «Всю партию отложите. На следующее утро мы приедем». В магазинах это нонсенс, так как на час, на два могут отложить, а тут надо до утра.

Эрих Вильсон заметил, что особенный интерес у него вызывает работа с детскими спектаклями:

— Детский спектакль — это настоящий космос. Потому что детский спектакль нужно так грамотно подать ребенку, чтобы ребенок вот сел и не смог уже вырваться. А потом еще раз пришел. У нас был случай, когда мы сделали такой вкусный спектакль. Там все расписали: все-все-все. Мне девочки, которые, когда зрители приходят, и они их встречают, говорили: «Третий раз ведем [ребенка]. Он любуется вашими костюмами». — Почему? Потому что они настоящие, красивые, сочные. Это очень важно.

Еще одна важная часть процесса — музыка и опыт других творческих деятелей:

— Слушаешь музыку, тебя это всегда толкает, что очень хорошо. Мы делали Островского. В 1946 году был поставлен спектакль этот же, но у них был спектакль-фильм. Ни по костюмам, ни по другим вещам — мне ничего не нравилось. Но нравилось, как они разговаривали, интонация. Я в интернете нашел, включил этот спектакль 1946 года и сижу рисую. Режиссер заходит, спрашивает: что делаешь? А я слушаю мэтров, их никого уже нет в живых, этих актеров, они чуть ли не с «ять» разговаривают. Эта пауза красивая, она дает толчок, когда ты рисуешь костюм. Это очень важно и тебя выводит на другой уровень как художника.

БНК