Почти библейское явление в искусстве – второе пришествие в республику баяна описал в своем блоге на БНКоми председатель Союза композиторов Республики Коми Михаил Герцман, побывав на сольном концерте баяниста Юрия Шишкина. Виртуозный исполнитель представил сыктывкарским слушателям другой баян и другую Музыку.

Фото Андрея Ретанова

ЮРИЙ ШИШКИН НА СЫКТЫВКАРСКОЙ КОНЦЕРТНОЙ СЦЕНЕ

I

Баян считается младшим братом русской гармони, хотя по возрасту он, скорее, её внук или даже правнук. Если сравнивать их исполнительские возможности, то родственник, безусловно, далеко обошёл свою прародительницу. И не только по техническим возможностям, но и географически: гармонь – часть русской культуры, а на баяне играет весь мир. У нас баян, само собой, ассоциируется, прежде всего, с русской народной музыкой. «Какая песня без баяна?» При этом профессиональное обучение на баяне, наравне с другими инструментами, происходит и в музыкальных школах, и в колледжах искусств, и в консерваториях.

Следует отметить: отношение прочих профессиональных исполнителей к баяну (будем откровенны) сложилось отчасти снисходительное. Почему? Одной из причин, видимо, стала историческая молодость баяна. Что там говорить, за «спинами» фортепиано, струнных, духовых и ударных инструментов – века совершенствования. А бурному развитию баяна, в лучшем случае, лишь век. Кроме того, величайшими композиторами в истории музыки для инструментов-ветеранов было создано множество бессмертных произведений. Баян же, в силу исторических обстоятельств, оказался лишён такого богатства. Чем мог «возразить» баян, обделённый вниманием классиков, чтобы встать в один ряд с классическими музыкальными инструментами?

Перед ним оказалось три пути. Во-первых, путь создания и исполнения всего многообразия обработок русских народных песен (во всяком случае, в России). Во-вторых, за неимением «собственных» Моцартов, взращивание «собственных» композиторов, создающих оригинальные произведения для баяна. А третий путь, столь же неизбежный, как и первые два, открывался в исполнении переложений классического репертуара, созданного для других инструментов и оркестров. И нельзя не признать, что во всех трёх направлениях баян, безусловно, преуспел. Но особенно – в первых двух. Относительно же переложений классики в музыкантской среде и сегодня присутствует некий скепсис. Что там греха таить, никакое переложение по определению не сможет соперничать с его симфоническим подлинником. Да и самое прекрасное баянное исполнение знаменитой «Токкаты и фуги» И. С. Баха всегда останется лишь имитацией звучания настоящего органа.

Однако баян и не думал сдаваться: он постоянно обогащал свою творческую палитру – находил всё более красочные тембры, использовал электронику, придумывая новые эффектные исполнительские приёмы. И всё же попытки баяна встать вровень с вечно молодыми инструментами-классиками (не говоря уже о симфоническом оркестре) оставались тщетными. По большому счёту, баян по-прежнему пребывал на обочине академической музыки, оставаясь великим «КАК БЫ» – как бы оркестром, как бы органом, фортепиано, клавесином...

II

И вдруг произошло неожиданное. Или это произошло не «вдруг»? Но сольный концерт баяниста Юрия Шишкина, состоявшийся в Коми республиканской филармонии, опрокинул все мои (и только ли мои?) представления о «недостатках» баяна. Мы услышали другой баян и другую Музыку (именно так, с большой буквы). Нет, речь идёт не марке или типе инструмента (точно на таких же инструментах играют несколько баянистов и в Сыктывкаре). И даже не о какой-то «неслыханной» музыке. За малым исключением, эта музыка широко известна. Речь лишь о том, КАК играл этот музыкант. Что же произошло?

Концерт, посвященный исключительно русской классической музыке (что для баяниста чрезвычайная редкость), вёл сам исполнитель. Он огорошил слушателей первой же фразой: «Научиться хорошо играть на баяне нетрудно, – буднично сказал он. – Но можно ли научиться играть на нём правильно?» Музыканты в зале переглянулись: разве играть «хорошо» это не то же, что играть «правильно»?

Ответом на этот, признаться, не вполне ясный постулат Юрия Шишкина и стал концерт. Он начался с музыки, которую в зале никто и слыхом не слыхивал: «Выход князей» из волшебной оперы-балета Н. А. Римского-Корсакова «Млада» (произведение не издано, а переложение для баяна сделано по авторской рукописи). Публика была буквально шокирована этим исполнением. Дело не в том, что сей необыкновенный марш оказался написанным не на две, а на три четверти, как скажем, вальс или полонез (подобных маршей в истории музыки единицы). И даже не в том, что во время исполнения в нашем воображении непостижимым образом возникли, как живые, те самые сказочные князья. Всё дело оказалось в том, что мы не услышали... баяна. Мы услышали Музыку. Это была настоящая камерная музыка, и исполнение её было столь точным, столь органичным и столь чарующим, что слушатели просто обомлели.

Иначе говоря, в первые же минуты концерта мы стали свидетелями настоящего чуда. А исполнитель продолжил творить новые чудеса уже в последующих произведениях, и чудеса эти обретали всё более фантастические очертания, порождая чуть ли не детский восторг: «Как это у него получается?» Впрочем, чудо на то и чудо, чтобы вызывать счастливое недоумение. После исполнения переложения Концерта для альта Ивана Евстафьевича Хандошкина (а творения этого современника Моцарта – особая страница в истории русской музыки), было полностью забыто, что мы слышим переложение – ни у кого и тени сомнения не осталось, что эта музыка должна звучать именно ТАК, и никак иначе.

Поэтому сюита из балета «Пульчинелла» Игоря Стравинского даже мне в исполнении Шишкина показалась созданной и специально для баяна, и нарочно для этого музыканта, хотя я хорошо знаю «Пульчинеллу» в её подлинном, оркестровом звучании. И уж совершенно неописуемый восторг вызвало у слушателей нечто вовсе неслыханное: «Монолог царя Бориса» из оперы «Борис Годунов» М. П. Мусоргского, а вслед за ним и песня Варлаама из той же оперы («Как во городе было во Казани»). Позвольте, а разве можно играть на баяне «чисто» вокальную музыку? Да ещё оперную? Да ещё классическую? Без вокала? Но нет: ни у кого не возникло таких вопросов; Шишкин уже научил слушателей ничему не удивляться. Исполнение оперной классики на баяне оказалось настолько убедительным, настолько естественным и высокохудожественным, что казалось, будто именно в этом варианте она и была создана Мусоргским...

Не меньше поразил и принятый «на ура» Вальс из «Золушки» Сергея Прокофьева (этот балет ставился в Сыктывкаре) – причём переложение «Вальса» сделал не кто-нибудь, а сам Вячеслав Семёнов, учитель Юрия Шишкина. Надо ли удивляться, что подлинным исполнительским шедевром Шишкина стала и Соната в трёх частях, написанная его учителем...

Что там говорить, встреча с этим удивительным музыкантом подарила публике незабываемое ощущение восторга.

А теперь самое время признаться: концерт, о котором я только что рассказал, состоялся чуть больше полутора лет назад – в марте 2011 года. К счастью, несколько дней назад произошла новая и, не скрою, долгожданная встреча с Юрием Шишкиным.

III

И вновь это была программа-сюрприз, программа неожиданность. И снова её вёл сам исполнитель. На этот раз, она была посвящена, в основном, музыке второй половины ХХ века и произведениям, написанным сравнительно недавно, в минувшее десятилетие. Однако в той же программе прозвучало и несколько сочинений XIX века, ставших изумительным ностальгическим островком в море острой, синкопированной и далеко не всегда благозвучной музыки нашего времени.

Так, в «Ноктюрне» А. Глазунова исполнитель покорил публику безупречной, почти скрипичной кантиленой. И хотя в музыке Глазунова не слишком явно «прочитываются» интонации русского фольклора, сама величавость глазуновской мелодики, не оставлявшая сомнений в её российских корнях, была передана исполнителем весьма убедительно и тонко. Прозвучавшие вслед за ним две пленительные миниатюры Ф. Мендельсона из цикла «Песни без слов» («Весенняя песня» и «Прялка»), пронеслись над нами лёгким, свежим весенним ветерком, вызвав настоящий взрыв аплодисментов.

Ещё одним «приветом» из XIX века стал «Танец дьявола» австрийца Иосифа Хельмесбергера-младшего. Вот тут с музыкой этого «младшего» с труднопроизносимой фамилией случилась такая штука: несмотря на блестящее исполнение «дьявольского» танца, особого ощущения «дьявольщины» у слушателей не возникло. То ли в образе дьявола мы ожидали услышать что-то «мефистофельское» (тем более что «Фауст» Ш. Гуно был написан задолго до «Танца дьявола»), то ли наши уши так «испортил» XX век, но музыка бывшего главного дирижёра Венской оперы и некогда популярного театрального композитора, автора 22 оперетт и 6 балетов, особого впечатления не произвела. Чего (повторюсь) не скажешь об исполнении. Более того, стремление исполнять новое, давно или вовсе не игранное, характерное для Юрия Шишкина, поистине достойно восхищения.

Такой премьерой и стала сюита в шести частях «Старочеркасские картинки», не так давно созданная ростовским композитором Галиной Гонтаренко. Должен сознаться: это сочинение я слушал с особым чувством, поскольку мы с Галей не только все пять курсов бок о бок учились в Ленинградской консерватории, но ещё и у одного педагога – профессора Вадима Николаевича Салманова (к слову, 4 ноября отмечалось 100-летие со дня его рождения).

Юрий Шишкин, представляя публике сочинение Гонтаренко, назвал его «женским рассказом о судьбе женщины». И поскольку этой фразой, собственно, и ограничилась аннотация, слушатели охотно дали волю своему воображению (благо, названия частей давали к этому множество поводов). Сюита начиналась так и веющим казацкой стариной «Сбором войска донского». Потом мы услышали тревожные «Переклички», а дальнейшая драма получила своё развитие в «Плутовке» и «Страданиях», исполненных так, что все мы стали свидетелями душевных мук неведомой нам страдалицы. Но самое яркое ощущение «эффекта присутствия» оставил финал сюиты – разноголосая «Торговая площадь». Казалось, мы видим фильм – вот пробежали озорные мальчишки, вон степенно идёт купеческая чета, вот откуда-то появился выпивоха, а вот навстречу ему вышагивает строгий урядник; вот перед нами прошла юная барышня, появился лихой гармонист, раскричалась суетливая торговка, молодежь затеяла хоровод...

Надо сказать, что «географически» направление программы явило собой движение из сегодняшней и прошлой России (от Г. Гонтаренко и А. Глазунова) в Европу (к Мендельсону и Хельмесгерберу), а потом и дальше, за океан, поскольку завершила концерт музыка Аарона Копленда и Джорджа Гершвина. Так вот, пока (во втором отделении) мы ещё оставались в нынешней России, туда, за океан, был брошен красноречивый взгляд ростовским композитором Олегом Горчаковым (учеником профессора Г. Гонтаренко).

Речь идёт о его многочастной сюите «Полифонические аппликации из истории джаза». Это цикл миниатюр, рисующих некоторые этапные точки развития джаза – рег-тайм, блюз, свинг, би-боп, баллада, джаз-рок. Разумеется, строгий знаток (и даже любитель) джаза увидит в этом перечне заметные «прорехи» и «просветы», но тут следует иметь в виду, что композитор и не ставил задачи сочинить «чисто» джазовые композиции, да ещё и в идеальной исторической последовательности. Мы услышали музыку, разве что, «на тему» джаза, причём с заметным уклоном к «академизму».

Перед нами оказались отнюдь не хрестоматийные образцы «блюза», «свинга», «би-бопа» или «джаз-рока». Напротив, по законам, освященным именем И. С. Баха, композитор создал «фугу-блюз», «фугу-свинг», «фугу-би-боп» и «фугу джаз-рок». В этом смысле, талантливая и в высшей степени оригинальная сюита, с блеском исполненная Шишкиным, смело может претендовать на собственное место в иерархии стилей, оставаясь по духу ближе всё-таки к академической музыке. Перед исполнением сюиты музыкант признался публике, что нарочно посещал единственную в стране ростовскую Джазовую школу, чтобы приблизиться к джазовой манере исполнения. И добавил со свойственной ему самоиронией: «Сегодня я всё ещё далёк от джаза, но раньше был ещё дальше».

Прежде, чем окончательно перенестись (и перенести нас) через океан, Юрий Васильевич традиционно исполнил музыку своего учителя Вячеслава Семёнова – на этот раз, это был недавно написанный очаровательный, хотя и не лишенный драматизма «Вальс-каприс».

Когда зазвучала музыка знаменитого американского композитора Аарона Копленда (1900 - 1990) слушатели начали удивлённо переглядываться. Представленная исполнителем сцена ковбойского праздника из балета А. Копленда «Родео» (1942) многим показалась смутно знакомой.

Конечно, я никогда не скакал на потном мустанге по прериям и, само собой, ни разу не гулял на ковбойских праздниках. Конечно, Копленду виднее (или слышнее?), но то, что я услышал, весьма напомнило мне татарскую народную музыку, каковой мне довелось немало послушать в качестве председателя жюри республиканских праздников (в Коми проживает значительная татарская диаспора).

После лихого и чрезвычайно эффектного исполнения этой сцены, музыкант подтвердил мою догадку, рассказав, как после концерта в Алма-Аты его горячо благодарил незнакомый пожилой татарин за то, что русский баянист так ярко исполнил музыку его народа. И поскольку трудно допустить, что тот пожилой татарин вырос среди ковбоев, а Аарон Копленд – в Татарстане, можно говорить об удивительном и прекрасном интонационном совпадении (каковых в искусстве, впрочем, немало).

Концерт завершился «Rhapsody in Blue» Дж. Гершвина. Одна из самых непреодолимых трудностей в исполнении этого сочинения состоит именно в её, как ни странно, рапсодичности. Иначе говоря, в импровизационности её музыкальной формы, некоторой «клочковатости» и дробности. Однако Юрию Шишкину удалось мастерски «собрать» из множества цветов-фрагментов огромный и восхитительно ароматный блюзовый букет!

И вновь никому в голову не пришло, что баянист играл «чужое», не предназначенное для баяна произведение (оно написано для фортепиано с оркестром). Поэтому и не было смысла гадать, где в этом исполнении «прятался» сольный рояль, где оркестр, а где они играли вместе. Потому что, как всегда, звучала просто Музыка, шедевр 26-летнего американского гения, самородка, которому судьба не позволила дожить даже до 40 лет. Как не позволила и многим его коллегам – Моцарту, Шуберту, Мендельсону, Шопену...

Ну и, наконец, самое главное. Перед нами выступал великий музыкант – говорю это без малейших колебаний. Юрий Шишкин стал первым из баянистов, который стал играть музыку ТАК. Он нашёл свой, четвёртый путь развития баяна. Возможно, самый правильный. А может, и единственный. Во всяком случае, своим искусством он доказал, что дело не в том, какое переложение и чью музыку ты исполняешь – дело лишь в глубинном понимании и, разумеется, умении правильно воплотить замысел композитора.

И еще одно, очень дорогое для меня откровение. Сегодня я знаю в Сыктывкаре, как минимум, двоих молодых баянистов – учителя и его ученика, идущих по тому же пути, что и Юрий Шишкин. Кому-то покажется, что двое – слишком мало для серьёзного оптимизма, но если представить, что теперь этим двоим открыта вся существующая в мире музыка, захватывает дух!

Как ни пафосно это прозвучит, но всё сказанное свидетельствуют о почти библейском явлении в искусстве – о Втором Пришествии баяна.