Уроженец Коми 38-летний Роман Красевич скончался 18 апреля. В заключении о смерти указано: «Сovid-19 «неподтвержденный». Смерть мужчины не попала в официальную статистику, 23 апреля его похоронили в закрытом гробу – без отпевания и прощания. Об этом мать покойного рассказала «Московскому Комсомольцу».

Фото Виктора Бобыря из архива БНК

По словам Надежды Красевич, ее сын Роман родился с недоразвитыми почками. В 2002 году ему присвоили первую группу инвалидности. Сын внимательно относился к здоровью, соблюдал диету, регулярно посещал врача. Три раза в неделю ездил в Сыктывкар в Коми республиканскую больницу на процедуру гемодиализа (лечение при почечной недостаточности, при котором кровь несколько часов фильтруется вне тела пациента с помощью аппарата «искусственной почки). Много лет у него был один маршрут: дом – остановка – больница – остановка – дом. Скорее всего, именно в той больнице он и подцепил опасную инфекцию, предположила сыктывкарка.

– Вернувшись после очередной процедуры, Рома почувствовал себя плохо. Поднялась температура, появилось першение в горле. Мы подумали, обычное ОРВИ. Врач прописала антибиотики и противовирусное, – рассказала она изданию. – На следующий день температура у Ромы подскочила до 39 градусов. Он сбил температуру и отправился на плановый гемодиализ. Там же попросил лечащего врача сделать КТ, рентген и УЗИ легких – мы живем в деревне под Сыктывкаром, в нашем районном стационаре таких препаратов нет. Рентген и УЗИ ничего не показали, на КТ выявили пневмонию.

Его положили в больницу 21 марта, а через несколько дней в СМИ появились шокирующие новости, что в одной из больниц Сыктывкаре выявили очаг инфекции

– Сына положили в пульмонологическое отделение, которое предназначалось для оказания лечебно-диагностической помощи больным с заболеванием органов дыхания. Рома связался со мной: «Мама, здесь лежит человек, который ходит со мной на гемодиализ. У него тоже пневмония». На мой вопрос доктору о состоянии сына, мне доложили: «Средненько. Не паникуйте, все нормально, пациент под наблюдением». Мы постоянно созванивались с сыном. С каждым днем ему становилось хуже: температура под сорок, тяжелое дыхание, показатель кислорода опустился до отметки 70, тогда как нормальный показатель – 100. Рому перевели в реанимацию. Подключили к аппарату ИВЛ. Взяли анализ на коронавирус. Тест пришел отрицательный. Я выдохнула, – поделилась Надежда.

Через три дня ее сына вывели из медикаментозной комы. Реаниматолог успокоил, что состояние Ромы улучшилось, он начал сам есть, пытается ходить. Но через три дня Роме снова стало хуже.

Со слов матери, он неохотно говорил по телефону, только повторял: «Мне тяжело дышать». Его снова подключили к аппарату ИВЛ. Потом врачи общались с женщиной неохотно, а 18 апреля с ней связались сами: «Ваш сын скончался».

– Мы поехали в сыктывкарский морг, заказали гроб, одежду. В день похорон нас развернули, сообщили, что поступило новое предписание: усопших хоронить в закрытом гробу, выдавать по три гроба в сутки в присутствии какой-то комиссии. В итоге, наши похороны откладывали трижды. Сначала выдавали тела тех, кто умер раньше. Я долго не могла смириться, что не смогу увидеть сына. Обращалась в местную организацию по правам человека. Пыталась добиться, чтобы гроб открыли. Откуда я знаю, что там лежит мой сын, что его закопают в землю? Мне отказали, – сообщила Надежда Красевич.

Когда приехали за гробом, их попросили подождать комиссию. Ждали четыре часа, пока приехали три женщины. Через запасной выход вынесли два закрытых гроба – в одном лежал Рома, в другом, женщина – бывшая работница детской республиканской больницы. Подогнали две «Газели», куда погрузили гробы, продолжила рассказ сыктывкарка.

– Нам запретили не то, что дотрагиваться до гроба, а даже приближаться к нему и тем более ехать в той «Газели». Так и стояли вдалеке. Хотя сами работники ритуальных услуг и члены «наблюдательно» комиссии были в обычной одежде, без перчаток, маски висели на подбородке. Только патологоанатом находился в специальном костюме. Когда процессию стали снимать журналисты, кто-то из них сказал присутствующим: «Натяните все маски для кадра». На кладбище все прошло быстро. Нас предупредили, чтобы мы не приближались к могиле. Надеялась, гроб хотя бы некоторое время постоит на земле, чтобы я издалека смогла попрощаться. Но работники кладбища быстро опустили гроб в яму и закопали. Сослались на какой-то приказ, что медлить нельзя, – описала процесс похорон мать покойного.

На руках у женщины осталось медицинское свидетельство о смерти сына. Первоначально там была указана только пневмония. Потом патологоанатом дописал от руки: «Covid-19, вирус не идентифицирован». То есть лабораторно не подтвержден. Специалист пояснил ей: «Пока велели писать так».

– При жизни тест Романа оказался отрицательным, хотя его лечащий врач не сомневался в диагнозе, так и сказал: «Судя по клиническим показателям, у Романа – 99 процентов коронавирус», – вспоминает Надежда.

Роман жил с матерью вдвоем. Даже со своим заболеванием он мог бы прожить еще долго: не пил, не курил, вел активный образ жизни, собирал компьютеры, все делал по дому. С больными почками прожил так долго, а вирус убил его за четыре недели – именно столько она не видела.

– Как я поняла, смерть Романа не вошла в статистику. Он ведь не «подтвержденный». Думаю, не один он такой. После смерти сына мне никто не звонил, врачи за мной не наблюдали, анализов не брали. Я сама села на карантин. В комнате все помыла хлоркой. И заболела. Не тяжело, наблюдалась лишь температура и затрудненное дыхание. Переболела моя внучка, мы ведь все контактировали. Естественно, наши имена тоже не пополнили статистику зараженных, – резюмировала она.

По официальным данным, на 30 апреля в Коми подтверждено семь смертей пациентов с COVID-19.

Ранее в ответ на запрос БНК в Роспотребнадзоре Коми разъяснили порядок погребения умерших с коронавирусом.