Бывший замглавы Коми Алексей Чернов в судебных прениях в Московском городском суде напомнил, как в 2015 году начиналось «дело Гайзера», а также высказал претензии к следствию.

Фото Петра Акулина из архива БНК

По словам Чернова, основанием для возбуждения уголовного дела в отношении экс-главы республики Вячеслава Гайзера и остальных фигурантов послужил рапорт полковника УФСБ по Коми.

— Том 6, лист дела 64 и 65 [уголовно дела] посвящены мне и Марущаку (Павел Марущак, экс-начальник управления информации администрации главы Коми, фигурант «дела Гайзера», осужден за мошенничество к 5 годам 8 месяцам колонии, в июне 2019 года освободился — БНК). [Там говорится,] что мы создали в Республике Коми несменяемость власти, контроль над СМИ и увеличили срок нахождения губернаторов у власти, - тезисно изложил суть рапорта Чернов. — У меня впечатление, что это писали в Фонде борьбы с коррупцией во главе с Навальным. Также была статья господина Полькина в газете [«Красное Знамя»], опубликованная в 2013 году, которую приобщил Кировский суд как основание для возбуждения уголовного дела. Допрошенный в суде Полькин пояснил, что статью ему предоставил замминистра МВД по Коми, содержащиеся в ней факты Полькин, не проверял. Я лично обратился в прокуратуру и администрацию главы Коми с просьбой провести на основании этой статьи проверку в отношении меня самого. Проверку правоохранительные органы проводили в полном объеме. Нарушений не обнаружено. Однако эта статья легла в материалы, по которым было инициировано возбуждение уголовного дела.

В основу уголовного дела, по словам Чернова, также легла справка по деятельности Фонда поддержки инновационных проектов Коми», подготовленная экспертом Александром Алешиным. В последующем Алешин совместно с двумя другими экспертами, проводил экспертизу финансово-экономической деятельности фонда. Чернов указал, что допрошенный в суде Алешин признал, что с июня по начало сентября 2015 года давал письменные разъяснения сотрудникам правоохранительных органов по поводу «моделирования разумности поведения фонда». Уголовно-процессуальный кодекс, считает Чернов, не предусматривает такое действие эксперта, как разъяснение. Кроме того, по словам Чернова, Алешин не имел права готовить разъяснения, поскольку не обладал допуском к секретным материалам следствия. Материалы уголовного дела были рассекречены Сыктывкарским городским судом лишь 18 сентября 2015 года, тогда как Алешин работал с ними тремя месяцами ранее.

По словам Чернова, тогда же были приобщены показания засекреченного свидетеля под псевдонимом Тихон Хренников. Эти показания были представлены следователем в суд при аресте экс-мэра Ухты Олега Казарцева в 2013 году.

— Эти показания не имели отношения к Казарцеву, а касались в основном меня и Марущака. В них говорилось, что мы — душители свободной прессы, фальсификаторы выборов и так далее. Было сказано, что мы создали организованную политическую группу, которая в этих показаниях постепенно стала сокращаться как ОПГ. Показания «Хренникова» поступили в администрацию главы Коми в качестве жалобы на меня, подписанные господином Володарским (сыктывкарский адвокат Владимир Володарский — БНК). Я также, стандартно направил заявление в администрацию главы Коми с просьбой провести в отношении меня проверку по данным показаниям. Проверку проводила сначала администрация главы, затем - управление Следственного комитета по Коми. В итоге этот документ оказался фиктивным, но тоже лег в основу обвинения. Сажать надо с уважением к ремеслу, красиво, — вновь, как и в суде первой инстанции, призвал осужденный.

Как повод к уголовному преследованию, отметил Чернов, следствие использовало справку Росфинмониторинга, где содержалась пометка, что она не является документом, что сведения требуют проверки.

— Вот с этими документами 19 сентября 2015 года мы все по телевизору начали смотреть репортажи о дорогущей коллекции часов Гайзера, об изъятых у меня 60 килограммах ювелирных изделий, — напомнил репортажи федеральных телеканалов Чернов по «делу Гайзера».

В речи в прениях, которая продолжалась три судебных заседания, Чернов привел и другие претензии к органам следствия и к тому, как проходил судебный процесс.

— Замоскворецкий суд столкнулся с методикой органов предварительного следствия, которая заключается в том, что было создано уголовное дело почти на 500 томов, которые можно было уместить в 20, и обвинительное заключение, написанное миллиметровым кеглем на 20 страницах. Вот это все поступило в Генеральную прокуратуру. Я с уважением отношусь с Генеральной прокуратуре. Но я не верю, что кто-то за месяц даже по диагонали прочитал эти тома, — отметил осужденный.

В подтверждением своих слов экс-чиновник привел один пример.

— Был господин Фаерштейн (Антон Фаерштейн, фигурант «дела Гайзера», найден повешенным в камере СИЗО-22 «Лефортово» 9 августа 2016 года — БНК), который погиб. Когда случилась эта смерть, стали допрашивать его сокамерников. Они сказали, что после 23 часов он обычно созванивался с некой женщиной, которую назвал наставницей и с ней советовался, как вести себя по делу. Я напомню, Фаерштейн сидел в спецблоке в «Лефортово». С телефонами там... Их там нет просто так. И все бы ничего, но в материалах дела находится анкета секретного сотрудника с именами, фамилиями, званиями, рапортом. Анкета сексота в материалах уголовного дела! Я теперь понимаю, что никто не читал это дело, — категорично заявил Чернов.

Ранее в Замоскворецком суде оглашался рапорт и анкетные данные женщины, которая поддерживала отношения с Фаерштейном и одновременно сотрудничала с правоохранительными органами. В рапорте содержался ее психологический портрет и говорится об отношениях с погибшим. «Активна, целеустремленна, покладиста, четко выполняет инструкции, направлена на результат, сангвиник, следует соблюдению конспиративного порядка, эгоцентрична, обучаема, внушаема. Находится в разработке Фаерштейна с апреля 2014 года, любовные связи, регулярные встречи, доверие полное. Манипуляции психоэмоционального характера усвоены. Активное внедрение в круг ближайшего окружения. Тесная эмоционально-энергетическая связь. Отчетность: один раз в неделю», — указано в оглашенной в суде анкете.

Чернов отметил, что сразу несколько свидетелей по делу заявили, что сотрудники следственной группы вносили в протоколы допросов собственные формулировки, искажающие фактические показания допрашиваемых. Об этом говорили в том числе заключившие досудебное соглашение бывший заместитель председателя правительства Коми Константин Ромаданов и личный финансовый управляющий Александра Зарубина Демьян Москвин.

По его словам, прокурор в ходе судебного процесса в первой инстанции всячески препятствовал оглашению показаний свидетелей, в том числе стороны обвинения. Чернов указал на нелогичность ситуации, когда обвинение, а затем и суд не дают подсудимым огласить материалы, имеющиеся в уголовном деле. Это привело к тому, что подсудимые не могли предъявить допрашиваемым свидетелям документы, имеющие доказательное значение.

Чернов в целом признал, что в Замоскворецком суде была в полной мере обеспечена состязательность сторон, хотя и недоумевал, что районный суд полностью проигнорировал протоколы его очных ставок с другими обвиняемыми и отдал приоритет показаниям подсудимых на предварительном следствии над показаниями, полученными в суде.