Известность пришла к Татьяне Пилецкой после фильма «Разные судьбы» (1956). Слишком хорошо сыграв эгоистичную карьеристку Таню Огневу, она практически испортила себе жизнь в кинематографе: режиссеры — с комментарием «такая злая» - просто перестали ее снимать. Сменив съемочную площадку на театральные подмостки, она пришла в Ленинградский театр им. Ленинского комсомола (ныне – театр-фестиваль «Балтийский дом»), и служит в нем по сей день – вот уже 52 года. 26 июня спектаклем «Деревья умирают стоя», где Татьяна Пилецкая играет главную роль, открылись гастроли «Балтийского дома» в Сыктывкаре. На следующий день после спектакля в интервью БНК легенда отечественного театра и кино рассказала, как ей дается роль Эухении, какие письма приходят от поклонников, почему не стала балериной и начала писать стихи.

Фото Юрия Кабанцева

- Ваш приезд, ваш спектакль стали настоящим праздником для зрителей. Вы, наверное, это поняли, когда аплодисменты не давали вам уйти со сцены несколько минут, даже пришлось снова приоткрывать занавес.

- Да, зритель так тепло встречал, но я так волновалась. Ведь всегда, когда приезжаешь на гастроли - или даже просто встреча какая-то, – всегда думаешь – ну как? Зрители ведь разные бывают. Особенно смешно после Нового года. Видимо, им тяжело раскачаться. Я помню, мы играли и так, и так – ничего, никак. А вчера было просто замечательно, по сердцу. Это же имеет очень большое значение: идет взаимное обогащение, зритель мне свое отдает, я ему – свое. Работать односторонне очень сложно. Скажем, в этом месте всегда реакция, а ее нет – напрягаешься. А вот в этом всегда смеются – оп, тишина. Думаешь, может, со мной что-то не так. Очень важно, когда есть реакция зрительного зала, когда зритель дышит с тобой единым дыханием.

- Хороших актеров много, но не все их знают. После фильма «Разные судьбы» вы стали кумиром половины Союза, до сих пор зрители вас любят и узнают. Популярность для вас важна? Думали ли вы о ней, когда стали сниматься?

- Конечно, нет. Я вам должна сказать, что наши питерские актеры очень резко отличаются от московских. Там идет пиар, звездность. За всю свою жизнь актерскую – это уже больше 50 лет – не думала о том, популярна я или непопулярна. Вот до сих пор иду по улице, и меня узнают. Ну слава богу, мне приятно, спасибо большое, значит, я не зря прожила свою жизнь, не зря играла в театре и кино, но чтобы это ставить во главу угла – да боже меня сохрани, никогда в жизни.

- После того, как вы сыграли Таню Огневу в «Разных судьбах», вам много писали, признавались в любви, но, в интервью вы говорите, что были и обидные письма: вас принимали за вашу героиню и ругали. Настолько отличались зрители тех лет от современных?

- Сейчас, конечно же, зритель другой. Раньше роль очень ассоциировалась с человеком: если она такая в фильме, то и в жизни такая. Даже режиссеры считали «такая злая». А письма разные были, писала молодежь – девушки мечтали стать актрисами, а мальчишки ругали меня страшно. Я эти письма храню, не могу их выкинуть, это же люди писали сердцем, душой. Так, иногда перечитываю. Недавно получила от женщины письмо, видимо, уже взрослая. Очень она разбирает всю мою биографию, картины, роли, оставляет свой телефон. Елена. Раньше, когда была мама жива, всегда она отвечала, а мне было ни до чего, я снималась. Сейчас, когда получаю такие письма, стараюсь отвечать. Бывает, что присылают письма с фотографиями – фотографиями родственников, например.

- Были у вас очень назойливые поклонники?

- Не много, но были. Звонили, ждали около театра, дома, подъезда, но как-то я умела с ними общаться, и они отходили. Так что особо неприятностей никаких не доставляли, но по телефону иногда ругали. Я послушаю, скажу «спасибо» и кладу трубку.

- В недавнем телеэфире вы признались, что после каждого спектакля «Деревья умирают стоя» вы несколько часов не можете прийти в себя. Как потом восстанавливаетесь?

- Каждый раз, когда выхожу на сцену в этом спектакле, я вспоминаю режиссера Александра Аркадьевича Белинского, который подарил мне эту роль. Такие роли бывают очень редко у актрис. Я с ним была знакома очень много лет – более 50, наверное. Хотя снималась у него в двух телевизионных программах («Кандидат партии» и «В старой Москве»), мы были друзьями, но в театре он меня никогда не занимал. И вот когда он пришел к нам в «Балтийский дом» и предложил эту роль, я даже немножко растерялась – все-таки такая вещь, Раневская эту роль играла, у нас в Ленинграде – Юнгер. Но он очень легко репетировал, весело, хорошо – и вот так родилась Эухения. Я очень люблю эту роль, хоть она и тяжелая. Вот вчера после спектакля я часа два не могла прийти в себя, заснуть сразу невозможно. Попила чайку, посидела, посмотрела телевизор, отвлеклась немножко. А дома меня муж встречает: пока с ним поужинаем, пока он спросит, как все прошло, я расскажу – уже все нормально. У меня еще есть одна такая роль – в спектакле «Игра воображения» по Питеру Шефферу. Играю очень сложную женщину, которая нафантазировала себе и живет в мире воображения, в каком-то нереальном мире. Финал тоже очень трудный, совершенно невероятное напряжение. Третий спектакль в театре – «Любовью не шутят» по Мюссе. Здесь у меня роль небольшая, спокойная, без особого напряжения, я ее люблю и с удовольствием играю. Вот, три названия.

- Вы довольны такой занятостью?

- Конечно, хотелось бы больше, потому что не знаешь, что будет дальше, какая перспектива? Сейчас назвали новые спектакли на сезон, посмотрим. Хотя мне супруг говорит: «Ты что, не наигралась что ли?» Нет, не наигралась, лишь бы сил хватило.

- Глядя на вас в «Деревья умирают стоя», сомнений в том, что силы есть, не возникают. Сколько было разговоров в антракте о высоте ваших каблуков.

- Я ведь закончила хореографическое, мои девочки балетные – у всех уже больные ноги, все ходят на низеньких каблучках – меня спрашивают: «Татка, ты что, на каблуках? Да как ты можешь?» Но я же все-таки протанцевала меньше, чем они все.

- А не жалеете, что стали актрисой, а не балериной?

- Нет. У нас в балетном училище (хореографические училище А.Я. Вагановой – БНК) – в первом или втором классе – открылся драматический кружок. Я, конечно, моментально записалась и сыграла там Снежную королеву. И помню, папа маме сказал: «Ты посмотри, как она говорит хорошо». Потом у нас был второй спектакль – «Голубое и розовое», – я там тоже участвовала. Видимо, у меня была к этому какая-то тяга – выражать свои мысли словами, а не движениями. А в балет война вмешалась, конечно. Да и я была лентяйка. У меня же педагог какой был – мама Улановой, Мария Федоровна Романова. Я говорю: «Мария Федоровна, мне плохо» – «Танечка, ну давай, на палочку встань». Я полагаю, что в драматическую сторону меня больше вело, более грело. Сейчас смотрю на молодых актрис и думаю, какие счастливые: сразу ба-бах – главная роль, сто серий. А у меня было постепенно: сначала массовочка, потом групповочка, заметили меня, видимо, потом эпизодик, потом ролька небольшая, потом роль побольше. К фильму «Разные судьбы» у меня было пять или шесть картин: и «Мать», и «Княжна Мери», и «Дело №306». А дальше по-разному было, кинематограф – такое дело. Поэтому я рискнула уйти в театр – это был как раз тот момент, когда в кино наступил вакуум. Но те картины до сих пор идут, да и новые снимают. Вот, например, последний фильм, который я очень люблю, которому я отдала много сил, – «Вербное воскресенье». Я играю бывшую балерину, так что мне все это было понятно, чудные актеры были рядом со мной. Но тоже не все просто было: все-таки Москва диктовала условия. Я не знаю, но думаю, что на эту роль претенденток было довольно много. Но Антон Сиверс (режиссер) выбрал меня. Сделали фотопробы, послали в Москву, оттуда ответ: надо, чтобы она была в бриллиантах. Какие бриллианты? Я-то знаю эту профессию, при мне ходили Дудинская, Уланова, Вечеслова – косички заплетенные, только работа-работа, адский труд, пот льется градом. Ну ладно, повесили бриллиантов, послали фотографию. Теперь стали нужны меха – повесили мне на шею какую-то «собаку», отправили. Там, видимо, больше не знали, что потребовать, и утвердили.

- Вы написали три книги воспоминаний – «Серебряные нити», «Хрустальные дожди», «Да, у всех судьбы разные». Но вы же пишите стихи, их издать отдельно не хотите?

- Да, есть три книжки, сейчас собираю четвертую. В ней тоже будут воспоминания и довольно много стихов. Стала их писать ни с того ни с сего. Я вообще стихи никогда не воспринимала, никогда не читала – и вдруг как прорвало, даже не могу понять, в чем дело. Например, был один из юбилеев, и у меня родились вот такие строчки:

Да, столько лет прожить на сцене,
Наверное, что-нибудь да значит.
И дать дорогу новой смене,
И осознать, что время скачет.

Не скачет, а вперед несется,
Как разыгравшиеся кони,
И понимать лишь остается,
Как быстро ветер время гонит.

- Ну подожди, остановись,
Дай хоть чуть-чуть передохнуть! -
Жизнь повторить нельзя на бис,
Как ни сложился бы твой путь.

Но все, что было – жизнь моя:
Грусть расставаний, радость встречи,
Бокал холодного вина,
И поздравления, и речи...

- Вы столько всего пережили – хорошего, плохого, – столько встреч было на вашем пути, столько замечательных людей. Часто об этом вспоминаете? Вообще, любите вспоминать?

- Я воспоминаниями не люблю заниматься. Жизнь огромная, но я смотрю вперед, на то, что меня ожидает, на то, что я делаю сегодня. Вот я сегодня сыграла и была счастлива, вот поедем в Киров, откроем там гастроли. Будет какое-то предложение в кинематографе – я с удовольствием отвечу, если оно достойное, а не ерунда какая-нибудь. Жить прошлым – это значит не жить сегодня, значит, жизнь кончена. У меня есть несколько подруг, которые любят: «А вот я, знаешь, в таком-то году...». Какие-то любопытные или смешные эпизоды я вспоминаю, это, безусловно, но не так – «Ах! Вот у меня было». Ни в какой мере.

- Театр «Балтийский дом» большое внимание уделяет молодежи – как зрителям, так и актерам, режиссерам, экспериментирует. Вы как относитесь к экспериментам на сцене?

- Если эксперимент талантливый, это прекрасно, но, когда он идет в ущерб тому произведению, которое ставится, лишь бы только себя выставить – это ерунда. Такие эксперименты я не принимаю. Но и нафталин тоже терпеть не могу.

- Про молодое поколение артистов часто говорят: «это все уже не то». Что вы можете сказать о молодых актерах, которые играют вместе с вами?

- Они хорошие. Играю в спектакле «Любовью не шутят», а там молодежь, в основном, занята. Пока вместе не работали, просто здоровались в театре, а тут я их всех узнала. Они такие хорошие, такие славные, такие трепетные, желающие играть. У нас очень хорошие ребятки, главное, любящие свою профессию, отдающие себя абсолютно.

- А вы всю жизнь прослужили в «Балтийском доме», никуда не уходили?

- Один раз было. Пришел к нам режиссер, не буду называть фамилию. И буквально через небольшое количество времени вызвал меня к себе и говорит: «Татьяна Львовна, я вас перевожу на договор». Почему? Что, я себя как-то не так проявила? «Вы будете примером для всех остальных». Я говорю: «Знаете, я примером не буду». И ушла к режиссеру, который до этого у нас работал. Он открыл небольшой театр «Патриот». И я там пробыла четыре года, сыграла 12 ролей за это время – и не жалею, без дела не сидела. Но как-то однажды вдруг я почувствовала, что театр никуда не идет, нет выплеска и все вянет-вянет. Примерно тогда же в Доме актера ко мне подошел главный режиссер нашего театра: «Тань, давай, хватит, возвращайся». А тот товарищ уже ушел, и я вернулась обратно, села за свой гримировочный столик, вот так и сижу в общей сложности 52 года.

- За эти годы сыграны десятки ролей, но, наверняка, осталось что-то, что не удалось сыграть, а хотелось.

- Конечно, осталось. Не получилось сыграть миссис Сэвидж – не берут это название. А так – много пролетело мимо, сейчас даже трудно назвать что-то конкретное. Бывало подходишь к распределению – а там для тебя ничего нет. Вот тогда я и засела в архивы, чтобы не было вакуума. У меня же от отца старинные гравюры дома остались, думаю, надо выяснить, кто, чего – и так погрязла в этом. Сейчас я, собственно говоря, все выяснила про свои корни, в архивы не хожу. Да и теперь не очень попадешь, а раньше от театра давали бумажку «Для работы над ролью», я проходила и сидела там целыми днями. Накопала много, нашла родственника в Гамбурге, ездила к нему. Очень смешно было. Нашла его адрес и послала свою первую книжку. А я немецкого не знаю, у нас в школе французский преподавали, одну «Марсельезу» выучили – и все. Как он выглядит, тоже не представляю, как же я его узнаю? Дочка сказала: кто держит твою книжку, тот и родственник. И я с волнением прошла контроль, смотрю – стоит дядька с бородой и держит мою книжку. «Вилли?» – «Вилли!» Тогда в Гамбурге пробыла у него недели две, потом он ко мне в Петербург приехал с женой. Очень славный, милый человек.

- Не хотелось уехать в Германию?

- Никогда. Где бы я ни была – а я где только ни была, объездила довольно много стран, – неделя от силы – и все: «Господи, как я хочу домой!» И тут Германия – совсем не мое, хотя это мои корни. Никогда не хотела уехать, всегда смотрю на людей, которые уезжают.... Ну, каждому свое, конечно.

- Ни дочка, ни внучка не пошли в актерскую профессию. Не жаль, что не сложилось династии?

- Нет. Тут же если боженька дал, то дал, а нет – так нет. Я же видела, что дочку это не интересует, ее это не греет. Она замечательно закончила институт, знает несколько языков, объездила полмира. А внучка у меня вообще художник, рисует замечательно, у нее выставки. Они обе чудно себя проявляют в том, что им близко. Я не понимаю тех родителей, которые тянут: ну давай, может быть, где-нибудь как-нибудь. Зачем?

- Мне рассказали, что вам уже показали какие-то наши достопримечательности, возили в этнопарк. Вам понравилось? Не утомило?

- Ой, как интересно. Такие просторы, красота, какой вид с этой площадки на монастырь вдали. Хоть я поначалу не очень хотела ехать, получила удовольствие, наснимала – покажу дома своим, сувенирчиков накупила. А отдохнуть перед большим переездом в Киров я тут еще смогу.