Исполнительница удмуртских и бесермянских крезей Наталия Дзыга вчера выступила на мультифестивале «Ыбица» с фрагментом программы «ShooDJa-ChooDJa», которую она подготовила совместно с музыкантом из Удмуртии, автором электронной музыки Павлом Перевозчиковым. Проект существует чуть более года, столько же времени Наталия Дзыга, которая после окончания музыкального института имени Ипполитова-Иванова в 2005 году серьезно творчеством не занималась, активно гастролирует по этнофестивалям и выступает в этнических клубах. Исполненные ею в первый день «Ыбицы» несколько песен заставили некоторых зрителей видеотрансляции приехать в этнопарк в воскресенье. И хотя ценителей старинных напевов в электронной обработке собралось немного — приобщаться к древней культуре в условиях open-air, по мнению самой Наталии, непросто, - она знает, что делает свое дело не зря.

Фото Николая Антоновского

- Перед концертом на «Ыбице» вы сказали, что некоторые песни исполните на большой сцене впервые.

- Да, часть из них до этого звучала только в студии. Например, венгерская и французская песни. Во французской балладеXVIвека я увидела общность с бесермянской старинной песней, которая исполнялась на похоронах. Французская баллада о том, как в тюрьме Нанта сидел заключенный, к которому никто не приходил, кроме дочери охранника. Однажды он ее спросил: «Что в городе говорят про меня?» «Все говорят, что завтра ваша казнь», - ответила она. Тогда он попросил снять кандалы, девушка его освободила, и он выпрыгнул в окно с высокой башни прямо в Луару, и в этот момент зазвонили все колокола города. Такой сюжет. Вообще, это песня из репертуара Эдит Пиаф. Чтобы подать ее не как Пиаф, а как исполнительница народных песен, я подумала, что могу соединить ее с похоронным крезем - и здесь, и там доминируют эмоции смерти.

- По какому принципу объединили венгерскую и удмуртскую песни?

- Обе созданы в едином музыкальном ладу. Особенность удмуртской песни в том, что все акценты в ней расставлены на первые слоги - на них же приходится и сильная доля, - что не характерно для удмуртского языка, там, в основном, ударение падает на последний слог. По ладу понятно, что это древняя песня. Как музыкант с большой фантазией я допустила, что она настолько старинная, что появилась еще до прихода влияния тюркского языка на удмуртский. И это вполне логично: практически для всех языков финно-угорской группы — коми, финского - характерно ударение на первом слоге, а удмуртский исключение. Именно в этой песне я вижу древние корни. А звукоряд венгерской песни из репертуара Марты Себастьян свидетельствует о том, что она написана на древний лад. Я не говорю, что это показатели культуры, скорее — исключения, которые я решила соединить вместе.

- Есть желание продолжить такие эксперименты?

- В том случае, если возникнет ощущение близости той или иной вещи. Вообще, музыка в нашем коллективе создается по этому принципу. Сначала я слушаю музыку электронщика Павла Перевозчикова, и передо мной появляются образы. Например, скрип качелей. А я знаю качельный напев, который совпадает с музыкой Павла по периодам. Создается впечатление, что сначала был напев, а потом кто-то создал на него аранжировку. Хотя на самом деле наоборот — я отталкиваюсь от электронной музыки.

- Вы поете удмуртские традиционные песни, потому что родились в Удмуртии?

- Родилась я в Оренбурге, но к удмуртской земле имею отношение — моя мама удмуртка. До поступления в музыкальное училище я не знала, что такое удмуртский язык, тем более удмуртская песня. Про крези вообще не слышала. И теперь мне очень жаль, что эти напевы уходят вместе со стариками, которые их знали. В наше время сохранение традиционной культуры мало кому нужно, кроме этнографов.

- Приходится ли слушать критику от специалистов по традиционной культуре?

- Конечно, всем милым не будешь. Меня критикуют, особенно филологи. Говорят, так не поют. Кого-то раздражает электронная музыка. Я понимаю, что мой материал можно исполнить и с живыми инструментами, но пока у меня нет такой возможности. Сейчас это проект электронный, который захватывает разные течения — чилаут, дабстеп, - это клубная музыка для релаксации. По-моему, хороший вариант, чтобы эти напевы были услышаны сегодня. Кроме недовольства филологов, приходится терпеть недовольство верующих. В интернете мне пишут православные — можно их назвать фанатиками: «Вы пропагандируете язычество, раз исполняете языческие молитвы». Хотя некоторые тексты практически дублируют «Отче наш».

- Критика сильно расстраивает?

- Любую ситуацию, любую встречу сейчас я воспринимаю как опыт, который чему-то учит. А раньше все очень болезненно воспринимала — и сердце болит, и слезы бегут. Но, чтобы прийти к такому пониманию, надо много пережить, набить шишек и спокойно идти дальше. В плане творчества могу сказать, что чаще всего на него реагируют молодежь и дети, видимо, из-за того, что они более эмоционально открыты, и я понимаю, что делаю свое дело не зря.

- Подготовка к выступлению требует особой настройки?

- Естественно, я же не пою «В траве сидел кузнечик». Мне важно эмоционально настроиться. Другое дело, что это не формат большого открытого мероприятия на улице. В помещении это более понятно: люди сидят и могут войти в то эмоциональное состояние, которое стараешься передать. Так что мое творчество - материал для этнических клубов. Таких много в Москве, Питере, Сибири. Чаще они направлены на индийскую культуру, там собираются те, кто занимается йогой, слушает мантры. Свои песни я иногда тоже подаю как мантры. По сути же, крези — это обращение к богам.

- Во время концерта вы как раз исполнили нечто вроде мантры «ой шум». Что значит это сочетание?

- Ничего конкретного, это междометие. В крезях нет текста, перевести их нельзя, каждое исполнение — это новые слова, междометия, которых в удмуртском языке небольшой набор. Наверняка, раньше они несли значение - у древних людей не было ничего лишнего, у всего была своя функция. Тем более, если исполнялось они в контексте обряда, магия в этих словах есть.

- А сами какую музыку любите слушать?

- Чтобы уметь петь, надо слушать хорошую музыку, классических исполнителей. Из-за того, что я всегда трепетно относилась к французскому языку, хотела быть переводчиком, свою жизнь видела связанной с Францией, люблю Эдит Пиаф и Патрицию Каас. Мне очень нравится, как они подают звук. Кроме того, во французском шансоне главное - это эмоция. Песенка может быть очень простой, в три ноты, но надо спеть ее так, чтобы душа развернулась и снова свернулась. И обязательно должен быть театр.

- Вы всегда пели исключительно народные песни?

- Я всегда пела только народные и только удмуртские песни. Коммерчески это невыгодно. Понять музыкантов, которым негде жить и не на чем ездить, поэтому они во главу угла ставят гонорары, можно. Слава богу, у меня есть муж, который зарабатывает на хлеб с маслом. Если творчество начнет приносить доход, буду рада, но пока иду против течения.

- Настолько любите то, что делаете?

- Я отношусь к этим песням как к наследию моих предков, которое надо сохранить любым способом и насколько это сделать мне позволяют финансы. Надеюсь, что когда-нибудь смогу работать с музыкантами, живыми инструментами. Останавливаться я не намерена, хочу освоить кубыз — удмуртский народный инструмент наподобие скрипки. Вообще, я делаю то, что мне нравится, и стараюсь делать это качественно.