21 апреля в 18 часов на сцене гуманитарного корпуса педагогического института СыктГУ пройдет спектакль единственного в республике театра для особых людей «Радость моя». Это будет постановка по произведениям Сергея Козлова про ежика и медвежонка «Хорошо, что мы вместе» накануне отъезда артистов на 10-й международный фестиваль особых театров «Непратаптаны шлях», который пройдет в начале мая в Бресте (Белоруссия). Благодаря победам на престижных фестивалях театр больше известен за пределами Коми, чем в родной республике. Портал «Куда идти» взял интервью у режиссера театра Марины Афонасенко.

Фото Ивана Федосеева

- Марина, как родился театр?

- Общество слепых обратилось в Министерство образования с просьбой организовать театр для незрячих. Минобразования, в свою очередь, обратилось в РЦДО. И они искали режиссера для такого особенного театра. Когда я об этом узнала, сразу попросила, чтобы этот проект отдали мне. На первое занятие пришли пять незрячих ребят, потом получилось так, что незрячих некому стало водить: их водят ребята с ментальными особенностями. Из незрячих остался только Леша, остальные страдают другими заболеваниями. Есть причины, по которым кто-то уходил, кого-то я просила оставить театр.

- По какой причине ты можешь их попросить об этом?

- У меня очень строгая дисциплина. Три прогула без уважительной причины – и я прошу оставить театр.

- Каков возраст актеров?

- Раньше самым младшим был Леша (сейчас ему двадцать), а в этом году пришла 15-летняя Ира. Сейчас у нас в театре девять актеров.

С тремя пришлось расстаться. Они все воспитывались по-разному, часто их жалеют с самого детства, а это ни к чему хорошему не приводит. Они могут быть обидчивыми, много обманывают, конфликты у них между собой возникают. Здесь это еще ничего, а вот на выезде возникает много проблем. Последний случай произошел на конкурсе в Москве: два наших мальчика поссорились, не поделив пальму первенства, одного я попросила уйти.

У нас исключены вредные привычки: один мальчик начал курить и тоже покинул театр. В театре я запрещаю какие-либо отношения. Только работа, все остальное – за его стенами.

- У вас смешанный театр?

- Нет. На сцене всего два волонтера. Когда в начале его существования я попросила о помощи, пришло много студентов, но постепенно осталось двое. И еще один человек на звуке. Плюс девять «особенных» актеров. Из волонтеров остались только те, на кого я могу положиться в любую минуту, те, кто может с нами ездить, ведь каждый выезд – это огромное количество сложностей: кто поведет в туалет, в душ, вымоет, приведет - то есть те вещи, с которыми мне одной не справится.

- На репетициях ты весьма строга с ними. Получается, что ты не относишься к ним как к особенным?

- Нет, конечно. Они обычные. Они очень много умеют. Вот сегодня мы краковяк впервые репетировали – они все схватили с ходу.

- А прогресс в их состоянии благодаря театру есть?

- У нас родители не очень общительные, но, когда я спрашиваю, они подтверждают это. Да я и сама вижу – и на репетициях, и в походах, на катке, - как они меняются. Много положительных моментов, но есть и «отрицательные». Среди последних – ребята становятся слишком смелыми. Они начинают везде ходить, раньше они боялись к людям подходить, а теперь и дверь ногой открыть могут, так, что приходится даже ограничивать их.

- Я так понимаю, что твое общение с ними не ограничивается театром? Говорят, что те, кто работают с такими ребятами, морально выгорают…

- Я не устаю. Это мое любимое дело. Больше устаешь от вопросов дисциплины. Есть вещи, которые меня беспокоят. Например, отношение родителей. Многие из них думают, что если ребенок «особенный», то все равно, где и чем он занимается: пусть ходит куда хочет и делает что хочет. Есть центры для них. Вот они там станцуют какой-нибудь «корявый» танец, и им все хлопают: здорово! Открыл рот: браво! Да не здорово и не браво! Они могут гораздо больше, причем на хорошем, качественном уровне. Родители говорят: да пусть ходят. А я против. Если ты занимаешься в театре и делаешь то, чему я тебя учу на хорошем уровне, не надо больше никуда ходить и делать какую-нибудь «халтуру». Из-за этого у нас возникают сложности с родителями. Но не со всеми.

- «Радость моя» - откуда такое название?

- Я православный человек, очень люблю батюшку Серафима Саровского, его фразу «Христос воскресе, радость моя!» На первых занятиях, когда они ошибались, я говорила: «Ну, радость моя!» - ругать же не будешь. И потом я поймала себя на том, что это стало привычкой. И я предложила ребятам так и назвать наш театр. Это и у меня радость, и у них, и у тех, кто на них смотрит.

- Как ты выбираешь репертуар для театра?

- По возможностям, исходя из того, что мы умеем. Начинали мы с совсем маленьких вещей, которые оказались успешными, это были миниатюры Александра Шибаева с игрой слов. Им было очень смешно от «Несуразные вещи – несу разные вещи», «Тамарка нарисована – там арка нарисована». Детям было интересно, и мы на этом сыграли. Первыми работами были детские стихи, которые дети совсем не знали, за редким исключением. Мы искали хороших поэтов – Андрей Усачев, Петр Синявский, Марина Боровицкая. Потом взяли Маршака, «Багаж», там удачно повторяются фрагменты. Смотрю, они начали запоминать больше. У меня есть актер, который на первых тренажах не мог запомнить двух слов. Теперь он с легкостью запоминает десять. Сейчас за тот текст, который он запоминает на сцене, ему надо устраивать овации.

- То есть ты и педагог, и режиссер…

- И психолог, и воспитатель. Когда в Москве на конкурсе спросили, кто у вас психолог, пришлось сказать, что это я. А звукорежиссер? – тоже я. А костюмер? – извините, я. Во многих театрах все это есть, есть даже свои психотерапевты.

- Ты думала о тех громких победах, которые у вас сейчас есть?

- Нет, конечно! Когда мы впервые приехали в Москву, и я села за круглый стол с режиссерами, там все стали делится опытом, говорить, сколько лет их театрам, я молчала о том, что нам год. Мне было неудобно и за наши «несуразные вещи». Сказать было нечего. Но когда мы стали играть, то сорвали такие аплодисменты! Хлопали всем, но нам просто визжали и топали. Я поняла, что, наверное, мы неплохо сыграли. Потом все говорили, что не ожидали такого от «какого-то» Сыктывкара. Это была первая победа.

Потом был Брест. Наш Вовка поехал туда в первый раз. Перед спектаклем он за кулисами ревел вот такими слезами. Я думала: лишь бы он сыграл! И когда Вовка вышел со своим «саквояжем», зрители просто ревели от восторга, а он ревел уже от того, что «порвал зал», как мне сказал. Он умничка просто, очень быстро растет.

- На какие средства вы ездите на конкурсы?

- На средства гранта.

- То есть ты еще и проектный менеджер…

- Да. Когда мы выиграли первый грант, я сильно заболела, напряжение было огромным, приходилось работать по ночам, возникли проблемы с головой, началось головокружение, земля уходила из-под ног. Был нервный срыв. Муж поднимал меня по утрам, кормил, водил.

- И не требовал, чтобы ты бросила это все?

- Муж у меня интересный. Когда я пытаюсь ему пожаловаться, он всегда жалеет их, а меня - никогда. Первые два года он ездил с нами на конкурсы в качестве помощника в свой отпуск, но потом это стало накладно для семейного бюджета, так что в этом году впервые поедем без него. Будет тяжело, потому что с нами не будет ни одного мужчины, но думаю, что мы справимся.

Еще была одна победа, которой мы гордимся, – в конкурсе «Протеатр». Там было сто театров со всей России. Оказалось, что мы одни из лучших театров в России. Одна женщина из Белоруссии приезжает в Брест специально, чтобы «посмотреть на Сыктывкар». Я была потрясена, когда узнала об этом.

- То есть в России вы известны, а в Сыктывкаре нет?

- Получается, что так. У нас ведь свой особый зритель, которого надо найти. Мы пробовали приглашать детские сады, но мне сказали, что на таких артистов детям смотреть «вредно».

- Какая вам нужна помощь, и от кого вы ее ждете?

- Нам всегда нужны деньги. Нам нужен зритель, нам нужны костюмы – на один спектакль надо тысяч сорок, нам надо ездить, развиваться. Сейчас мы даем платные спектакли, чтобы хоть как-то окупить костюмы. Постоянных спонсоров у нас нет. Мы очень благодарны администрации Сыктывкара, которая второй раз помогает нам выехать: они полностью оплачивают наш проезд в одну сторону. Это дорого.

- Как вас принимает зритель?

- По-разному. Кто-то смотрит с жалостью, но все уходят другими. Кто-то ждет наших выступлений, пишет нам «ВКонтакте»: «Когда будет следующий спектакль? Моему ребенку понравилось». Детские спектакли – сейчас мы играем Сергея Козлова – очень любят взрослые. Моя приятельница на спектакле сидела в первом ряду и плакала. «Ты чего? - я спрашиваю. – Ты же уже знаешь, какие дети тут играют». Я, говорит, плачу оттого, что хорошо. Больше нигде так хорошо не бывает.