Сегодня вечером в Государственном театре оперы и балета республики - опера «Чио-Чио-сан» Джакомо Пуччини. Историю Мадам Баттерфляй сыктывкарской публике покажут в рамках XXIII международного фестиваля оперного и балетного искусства «Сыктывкарса тулыс» имени народной артистки России Ии Бобраковой. По сложившейся фестивальной традиции вместе с артистами театра в постановке примут участие приглашенные солисты. Так, партию Пинкертона будет петь заслуженный артист России, приглашенный солист Большого театра Михаил Урусов. Роль консула Шарплеса исполнит солист Пермского академического театра оперы и балета имени  Петра Чайковского Алексей Герасимов. Главного персонажа – японскую красавицу Чио-Чио-сан – публике представит солистка Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Ирина Ващенко. Накануне спектакля солистка ответила на вопросы корреспондента БНК.

Фото предоставлено Ириной Ващенко

- В вашем репертуаре множество самых разных ролей. Взбалмошная Мюзетта из «Богемы», Тоска в одноименной опере Пуччини, Лиза в «Пиковой даме», Чио-Чио-сан. Какие образы вам нравятся больше?

- Драматические. Причем, я не могу сказать ни про одну роль, что построила образ до конца. Я все время в поиске, от спектакля к спектаклю появляется что-то новое. Внутри что-то копится, зреет. Каждая роль – это совокупность, сочетание разных составляющих, вокальных, драматических, технических. И, даже если ты думаешь, что достиг определенного уровня в одной сфере, всегда можно работать над другим. Рост не прекращается. Каждый раз, когда проживаешь персонажа, добавляется что-то новое. Что до Баттерфляй, то сейчас, пожалуй, это моя самая любимая партия. Она мне очень нравится. В ней множество сложных задач. Конкуренцию в моем личном репертуаре составит разве что партия Аиды в опере Верди, над которой я сейчас работаю.

- Когда солистов приглашают на фестивали, обычно высылают видеозаписи спектакля. Насколько сложно на расстоянии знакомиться с постановкой, в которой будешь принимать участие?

- Не так сложно, как это может казаться со стороны. Записи больше всего нужно для того, чтобы представлять пространство. А мелкие детали, характер персонажа, какие-то сценические движения – это уже личные наработки. Моим партнером в спектакле будет Михаил Урусов, с которым мы уже не раз работали вместе, это многое упрощает. Есть сюжет, есть текст, есть музыка. Есть роль, ее нужно петь и ею жить. Тем более, что постановка сыктывкарского театра достаточно традиционна. Не думаю, что возникнут трудности.

- Судя по вашей творческой биографии, вы постоянно находитесь в движении: фестивали, концерты, постановки в разных городах и странах.

- Мне кажется, именно движение – залог успеха в нашей профессии. Нужно иметь максимальное количество точек соприкосновения с разными режиссерами, дирижерами, видеть разные постановки, работать с артистами самых разных школ. Сидение на одном месте скучно и неинтересно, и совсем не способствует развитию. Мобильность держит в тонусе, а, расширяя кругозор, ты становишься внутренне богаче. На мой взгляд, это очень важно.

- По личным впечатлениям, зрители разных стран и континентов отличаются?

- Очень сильно. Самый сложный зритель – в России. Американская публика очень эмоциональная, наивная, открытая. Они с первых минут принимают артистов и готовы их поддерживать. Если им что-то нравится, они не будут ждать, а начнут аплодировать даже там, где этого и не стоило бы делать. Европейский зритель, казалось бы, искушенный, но тоже доброжелательный. Уровень культуры в Европе очень высокий. Даже в небольших городках есть мощные оперные театры, там совершенно иной подход к финансированию сферы культуры, поддержке проектов в области искусства. Самые сложные зрители Европы – эстонцы. Они как будто копят эмоции, чтобы в финале поблагодарить артистов шквалом аплодисментов. Очень похожи в этом смысле японцы. Идет, например, сольный концерт, из зала редкие хлопки. «Все, - думаешь, - провал!» Ощущения страшнейшие. А они так воспитаны, такой менталитет и культура. В финале аплодируют стоя.

- Почему российский зритель самый сложный?

- У нас привыкли к хорошему качеству, публика более привередлива. Похвалу русского зрителя нужно заслужить. Обычно в России зал долго раскачивается, вникает, погружается, оценивает. Но в итоге, как правило, тоже выдает овации. А может быть, есть и другое объяснение. Мы, русские, более зажаты. Европейцы и американцы давно привыкли не стесняться своих эмоций. У нас пока с этим сложнее. Хотя по моим личным наблюдениям, у нас сейчас формируется совершенно новая публика. По крайней мере, в нашем театре можно видеть множество молодых людей. Когда приходит 200-300 ребят 15-17 лет – это нормально. И они безумно реагируют на музыку, на действо, им нравится, они готовы слушать. Это нужно поддерживать.

- Вы помните тот момент, когда вы решили, что будете петь оперу?

- Пела я с детства. Вот сколько себя помню, всегда пела и хотела петь. В родном Хабаровске, когда мне было семь лет, пришла во Дворец пионеров и записалась в вокальную студию. Пела и сольно, и в хоре, и даже на скрипке играла. В городе негде было посмотреть оперные спектакли. Был театр музыкальной комедии, в нем ставили оперетты. Мне нравился этот жанр, но я ни единой минуты не хотела петь оперетты. Меня тянуло к классическому искусству, оперному. Как-то само сложилось, поступила в музыкальный колледж, через два года перевелась в Москву. Потом я поехала в Европу на знаменитый оперный фестиваль в Мюнхен и окончательно решила, что опера – это мое.

- Вас называют лучшим драмсопрано Москвы. Есть какая-то регалия, официальная или народная, которая больше всего греет душу?

- Любовь публики. Это самое ценное. Ко всему остальному я отношусь с большим скепсисом. Особенно к критическим статьям в Интернете. К сожалению, почему-то сегодня считается, что о культуре и искусстве писать проще всего. Вот приходит какой-нибудь менеджер на спектакль и считает, что имеет право судить. Даже в Москве тех, кто действительно может дать аргументированную оценку тому или иному действу, - по пальцам можно пересчитать.

- Вы принимали участие в опере Владимира Кобекина «Гамлет», который поставлен на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко пять лет назад. Жанр этого «Гамлета» указан как «российская комедия». Это был полезный опыт?

- Это был очень сложный материал. Действо получилось своеобразное, современное. Хотя текст и музыка были написаны около 15 лет назад. Возможно, дело в этом. На мой взгляд, суть растеряла актуальность. Хотя спектакль получился очень «громкий», было несколько номинаций на престижные театральные премии. Но это было испытанием. Публике было тяжело смотреть, нам – тяжело играть. Я в этом смысле, наверное, все-таки сторонница классики, а не современных экспериментов. Может быть, все дело в том, что сегодня композиторы пишут огромное количество талантливой, красивой, хорошей музыки, но она уже почти вся не вокальная. То, что преподносится как вокальная музыка, зачастую не учитывает базовые понятия диапазона певческого голоса. Композиторы как будто не смотрят на то, насколько этот новый материал будет удобно исполнять. А классической музыки, которую можно спеть, такое необъятное море, что нам ее еще петь и петь.