Надежда Волокитина с малых лет помогала отцу-ученому в раскопках. Повзрослев, она последовала его примеру и сама решила исследовать далекую историю Коми края. Уже не первый год она буквально достает из-под земли осколки прошлого. Как выглядят будни археолога на раскопках, чем мешают «коровы-разрушительницы», для чего ученые затачивают ложки и чему могут научить экспедиции, она рассказала в интервью БНК.

Фото БНК, Надежды Волокитиной и из группы «(не)Полевая археология» в VK

Надежда Волокитина исследует прошлое не одно десятилетие. Свой первый артефакт — застежку для плаща, называющуюся «фибулой», — она нашла «в поле» еще в 8-9 лет, когда была на раскопках вместе с отцом, тоже археологом. Дальше Надежду ждало окончание исторического факультета Сыктывкарского госуниверситета в 2007 году, получение ученой степени кандидата наук по культурологии, многолетняя работа в Коми научном центре и организация множества раскопок.

По ее словам, подготовка к выезду начинается еще за полгода до самой экспедиции. Во-первых, надо выбрать место. На еще неизведанных территориях проводятся археологические разведки, чаще всего — на берегах рек, где проще ездить. Нередко на поселенческих памятниках остаются жилищные впадины, которые легко замечает профессионал даже в лесу. Порой ценные для археологов локации обнаруживают случайно. Так, памятники находили при прокладывании дорог и копке траншей от пожаров или по сообщениям местных жителей.

Сама экспедиция может длиться от пары дней до нескольких месяцев, поэтому с собой археологи берут несколько сотен килограмм грузов: палатки, инструменты, посуду, газовую плиту, генератор и другие необходимые в поле вещи. Правда, довести их зачастую трудно — дорожная инфраструктуры в республики неразвита. В первую очередь Надежда Волокитина вспомнила ухабистые дороги Удорского района, но проблемы возникают и в других. Например, из-за плохого проезда в Ижемский Том археологам пришлось добираться по реке Ижме, что ограничило возможный тоннаж груза.

Сам лагерь устанавливается недалеко от места раскопок и представляет собой небольшой городок. Кроме спальных палаток, на территории располагают палатку-баню — в ней не только можно помыться, но и установить печку в холода. А также полевой туалет: работники вырывают яму и устанавливают сверху специальную конструкцию. В палатки-лаборатории относят все находки, которые обрабатывают и документируют. Для занятий спортом археологи даже однажды строили «лесную качалку» с деревянными турником и гантелями.

С собой берется набор нескоропортящихся продуктов на все время экспедиции. На месте делаются каши с тушенкой, варится рис, гречка и макароны, а на обед каждому обязательно полагается суп. Если рядом есть населенный пункт, то там закупаются свежими фруктами и овощами. Для продуктов вырывается погреб — обычная яма.

— Очень многие сейчас не готовят, поэтому один из полезных навыков, приобретаемых в экспедиции, — это банальный навык заваривания чая. Оказывается, во многих семьях нет заварочного чайника, ребята не знают, что, например, нельзя кипятить заварку. Потом студенты, особенно девочки, радостно кричат: «Мама, я научилась готовить!» — поделилась Надежда Волокитина.

На самих археологах чаще всего можно увидеть современную одежду, защищающую от гнуса, например, энцефалитные костюмы. Также с собой берутся непромокаемые куртки и дождевики, «комарники» и кепки. Чтобы репелленты наносить не на кожу, Надежда Волокитина рекомендует ученикам прихватить хлопковую рубашку с длинным рукавом. А вот стирается одежда по старинке: в реке или в тазике.

Сотовой связью республика «не балует». Ее до середины 2010-х годов, по словам Надежды Волокитиной, не было практически на всех памятниках. Сейчас связь доступна на раскопках почаще, но интернет-детокс все равно бывает. На чрезвычайный случай участники экспедиции берут спутниковый телефон.

Чтобы справляться с отсутствием связи, археологи везут на раскопки побольше книжек, вечерами собираются и с ноутбука смотрят фильмы и играют в карточные и настольные игры. Если поедет человек, который умеет петь и играть на гитаре, то в лагере наступают вечера песни. За десятилетия в России сложились даже песенные традиции археологов. В Коми самые известные композиции — «Я потомок хана Мамая» и «Орел седьмого легиона».

— В полевых исследованиях многие находят что-то, что им нравится. Кто-то любит сам процесс, именно копать. Кто-то больше, как ни странно, обожает с находками работать: упаковать, собирать. А кому-то по душе сам полевой лагерь, для них это смена деятельности и отдых, — объяснила Надежда Волокитина.

Сельчан, живущих в деревнях неподалеку от памятника, Надежда Волокитина называет любознательными и доброжелательными. Они готовы не только поинтересоваться причиной приезда специалистов, но и поделиться свежим уловом, и помочь с перевозкой грузов. Хотя бывают и конфликты, если, например, раскопками археологи перегородили дорогу.

— Хулиганье вообще бывает везде, поэтому что-то по мелочи происходило неприятное. Когда мы копаем очень близко к поселению или прям в нем, подростки могут что-то прокричать или зайти и вырвать колья, — вспоминала специалист.

Соседями археологов становятся и дикие звери. Правда, они сторонятся человеческих лагерей, поэтому лично Надежда Волокитина замечала только зайцев и лисиц. Гораздо опаснее оказываются кони и «коровы-разрушительницы», которые привыкли гулять по конкретному полю, не обращая внимания на размеченное там место раскопок.

Более пагубно на него влияют «черные археологи», которые, считает Надежда Волокитина, «лишают нас знания о прошлом». Из-за них в Коми уже разрушено несколько памятников.

— Около села Пезмог есть скопление памятников разных эпох: и средневековый могильник, и объекты эпохи бронзы, каменного века, жилищи неолита. За много лет там почти все исследовано. И, приехав лет 20 назад, мы увидели, как кто-то выкопал яму на территории памятника. Причем раскопали глубоко, раскидали то, что и искали, то есть они не поняли, что нашли. Тем самым они разрушили одно захоронение, — рассказала Надежда Волокитина.

Место раскопок размечается по методике, определяется площадь, размечаются границы, площадь раскопа делиться на отдельные секторы. Сама локация выбирается неслучайно: археологи либо «прирезаются» к чему-то, что уже было раскопано, либо ориентируются по видимым следам памятника. Дальше у секторов постепенно начинают снимать пласты земли, удаляя перекрывающие отложения, которые прячут слой находок от поверхности. Работы длятся, пока участники экспедиций не доберутся до «стерильной прослойки», когда следы деятельности человека пропадают: где-то она залегает на глубине полуметра, где-то — на 3-4 метрах. В конце археологи должны восстановить рельеф местности.

— Раскапывая памятник, вы его уничтожаете. Поэтому деятельность археологов жестко регламентирована, все указывается на чертежах, идет фотофиксация, заносятся проекции находок на планах, их глубина — все должно быть по регламенту. Если что-то пропустили, то это безвозвратно исчезло, — объяснила Надежда Волокитина.

Чисто археологического инструментария нет. Археологи пользуются привычными бытовыми средствами, которые приспособили под работы: совковыми, садовыми и штыковыми лопатами, ножами, мастерками и даже заточенными ложками, которыми легче выкапывать мелкие детали из-под корней. В ход идет и оборудование геодезистов, например, тахеометры и нивелиры.

Фрагменты керамики или железный наконечник опознает и обыватель, а вот памятники каменного века он легко пропустит, указала Надежда Волокитина. Лишь с работой приходит навык находить следы человеческой обработки. Помогает археологам и опыт прошлых поколений, которые охарактеризовали типичные наборы орудий эпох, их формы и техники.

— Сейчас есть огромное количество анализов, археология перестала быть чисто гуманитарной наукой. Существует понятие радиоуглеродного датирования, которое помогает определить время, когда памятник функционировал. У нас сейчас воспитывается молодой специалист по трасологии, когда по следам на орудии можно понять, что им обрабатывали, — упомянула археолог

Исследования артефакта могут длиться на протяжении года. Находку очищают, измеряют, фотографируют, описывают по множеству пунктов вплоть до того, из чего сделана на вид и какого цвета. Каждому предмету присваивается номер. В конце объект ждет хранение в огромном фонде вместе с сотнями тысяч таких же находок.

— Для меня каждая находка — это «О, боже, коллекция растет, нужно работать и работать». У меня уже ужас такой. Помню, еще ребенком была на раскопках, и находок мало находилось. Я так расстраивалась, а отец говорил: «Так это же прекрасно!» Теперь я то же самое говорю, — в шутку вспомнила Надежда Волокитина.

Хотя северная республика является периферийной территорией и тут нет грандиозных памятников, как, например, в Великом Новгороде, территорию Коми часто осваивали в разное время, поэтому в регионе есть, что исследовать. Наиболее известные объекты открыли в советское время: пещерное святилище, самый северный верхнепалеолитический памятник, торфяниковые памятники. Особенно богатым оказался Княжпогостский район с вымской средневековой культурой.

— Археология открывает те страницы истории, которые неизвестны по письменным памятникам. Нам кажется, что мы знаем все обо всем, но это не так. Археология показывает, как жили люди, как развивались предки, как формировались города, какие были поселения. А человеку важно знать о самом себе, кто он и откуда, — резюмировала Надежда Волокитина.