Почему при вызове скорой диспетчеры стали спрашивать город или район проживания, когда в центре по приему вызовов людей заменит искусственный интеллект, должна ли скорая реагировать на любой повод и имеют ли право медики увезти пациента в больницу, даже если тот подписал отказ от госпитализации — на эти и другие вопросы в интервью БНК ответил главный внештатный специалист по скорой медицинской помощи республики, главврач Центра медицины катастроф Коми Михаил Сурин.

Фото Константина Стратиенко

— В республике для вызова скорой создан Единый диспетчерский центр (ЕДЦ). Как он повлиял на оказание помощи?

— Любой житель Республики Коми, звоня по номерам «103» или «112», попадает в центр по приему вызовов, который находится в Сыктывкаре на базе Центра медицины катастроф. Вызов регистрируется и дальше передается бригаде скорой помощи соответствующего муниципалитета. Для чего это сделано? Не секрет, что в районах чаще всего диспетчер — это один человек: он может покинуть рабочее место и пропустить звонок. Сейчас уже такое невозможно, потому что в столице Коми организованы девять дневных и восемь ночных постов по приемам вызовов.

Первый вопрос, который слышит заявитель: «Из какого вы муниципалитета?». Пока люди реагируют достаточно остро, потому что, наверное, еще с этим не знакомы. Человек, к примеру, из Печорского района всегда звонил в «103» и попадал в Печору, а сейчас почему-то ответил Сыктывкар. Благо, народ стал понимать и принимать новую систему.

Еще ЕДЦ работает по универсальному алгоритму приема вызовов. У нас был муниципалитет, где доля экстренных вызовов, превышала 95 процентов. Такого не бывает. В России, например, 30 процентов, а у нас в муниципалитете — 95. Дело в том, что неправильно интерпретировался повод к вызову.

— Диспетчерский центр направлен только на обработку обращений?

— В течение 2024-2025 годов мы рассматриваем возможность возложить на наших диспетчеров оказание методической помощи пациентам и их родственникам до приезда бригады. У нас есть положительный пример в Ухте, когда фельдшер взял на себя инициативу и до приезда бригады помогал родственнику оказывать сердечно-легочную реанимацию своему отцу. Только благодаря этому бригада, которая приехала спустя семь минут, смогла оказать положительную сердечно-легочную реанимацию и госпитализировать пациента. Мы стремимся не просто принять вызов и положить трубку, но и научиться помогать людям оказывать первую помощь до прибытия бригады СМП.

— Сейчас могут просто сказать, что не консультируют по телефону.

— Сейчас нет ни одного правового акта, который обязывает диспетчера это делать. С целью недопущения юридических рисков, то есть неправильной интерпретации диагноза, неправильной тактики, мы стараемся пока избегать консультаций по телефону. В спорных ситуациях заявителю может ответить старший врач, он тоже работает круглосуточно. Но тенденция есть общероссийская, и мы хотим тоже в этом поучаствовать.

— Звонки принимает сторонний оператор, а только потом передается информация на соответствующую станцию. Иногда информацию фактически приходится повторять дважды и тратить драгоценное время на разговоры.

— Так происходит, когда вызов идет через систему «112». К нам приходит частично заполненная карточка вызова, но мы обязаны вновь опросить человека, который вызывает скорую. Переспрашиваем, потому что мы «подтягиваем» пациента из своей базы данных, и ошибка в одной букве фамилии уже не дает этого сделать. Но цифровизация развивается, и со временем мы, конечно, сможем идентифицировать пациента на этапе вызова. Сейчас уже есть маркер вызова, поэтому быстрее ориентируемся.

— Главное, чтобы звонки принимал человек, а не робот.

— Я согласен с тем, что в том виде, который сейчас существует, это не подходит для экстренных служб. В скорой помощи должны быть люди. Хотя иногда кажется, что ситуации везде одинаковые: травмы, ушибы, боли. Но когда ты начинаешь задавать наводящие вопросы, оказывается, что боли не справа, а уже слева. Это совершенно другой диагноз. И здесь работа диспетчера очень важна.

— На все ли вызовы обязана реагировать скорая?

— У нас поводы для вызова делятся на экстренные и неотложные. К экстренному относятся кровотечения, травмы, угроза прерывания беременности, несчастные случаи, суициды, боли в грудной клетке, когда работа скорой нужна незамедлительно.

Есть поводы в неотложной форме. Например, повышение температуры до 37,5 градуса, боли в голове без осложнений, нарушения сознания и речи. Эти поводы относятся к категории неотложных. Они должны передаваться в службу неотложной помощи, которая организована при поликлиниках. Время их реагирования — в течение двух часов.

— То есть при неотложной помощи приходит терапевт или фельдшер?

— Да, потому что зачастую звонят на скорую помощь с просьбой оформить больничный лист, хотя мы ими не занимаемся. Таких обращений было много в ковидные времена. Тогда служба неотложной помощи испытывала колоссальную нагрузку, и люди, не дозвонившись в поликлинику, вызывали нас.

Если, допустим, температура 38,4 градуса, есть кашель и одышка, это уже наш случай. Поэтому работает диспетчер, который выявляет все дополнительные поводы, которые являются уже поводом для работы скорой помощи.

— А если взять пример со сверхвысоким давлением, когда человек даже с кровати встать не может?

— Мы должны сразу понимать, у человека впервые такое давление или нет. Либо он гипертоник со своим давлением 180, а сейчас у него 200, так как не пил таблетки. Когда гипертоническая болезнь и криз осложняются нарушением речи, сознания, головными болями интенсивного характера, тогда действительно требуется скорая. Независимо от цифр на тонометре.

— При вызове скорой тогда лучше подробно описывать все симптомы.

— Нужно максимально детализировать симптомы, но обязанность диспетчера направлять пациента в опросе, выявлять жизнеугрожающие жалобы. Эта работа регламентирована нормативно-правовыми документами Минздрава республики и Минздрава России. Это не наши «хотелки» или нежелание ехать. У нас в Сыктывкаре 260-270 тысяч населения с пригородами, организована работа 24-25 бригад в сутки, ночью поменьше. Если все медики будут ездить на все температуры и головные боли, то мы потеряем пациентов, которые действительно находятся на краю смерти.

Но бывают и совершенно противоположные ситуации — когда у человека боли в груди в течение 12 часов, скорую никто не вызывает, думают, что поболит и пройдет. А потом выясняется, что инфаркт миокарда, а пациент столько часов провел дома. Срочно везем в кардиоцентр, время упущено, клетки сердечной мышцы пострадали, пациент превращается из совершенно молодого здорового человека в инвалида с сердечной недостаточностью. И это на самом деле очень большая проблема, именно боли в сердце нашими жителями зачастую воспринимаются как нечто приходящее — уходящее.

— Эти боли легко перепутать, поэтому и думают, что пройдет.

— Самый частый диагноз, на который мы приезжаем в связи с болью в груди, — это межреберная невралгия.

— При проблемах со здоровьем ребенка скорая всегда обязана выезжать?

— Если ситуация жизнеугрожающая, бригада скорой помощи всегда реагирует оперативно. Причем, как правило, это всегда повод экстренный — к примеру, ушиб на качелях, кровотечение. Это приоритет вызова 100 процентов.

Еще это зависит от периода детства — новорожденный или неноворожденный, либо это первые 28 дней, либо 16-летний подросток, то есть ситуация разная. У нас один раз был случай вызова вертолета в Кедвавом в Ухтинском районе. Ребенок ударился головой, была однократная рвота. В принципе, это клиника черепно-мозговой травмы, и пациент подлежит госпитализации. Мы прилетаем по заявке фельдшера, а найти травмированного не можем, потому что он в футбол пошел играть. А не прилететь мы тоже не могли.

— В итоге оставили на футбольном поле?

— Нет. Забрали, но он отказался от госпитализации, потом добирался до своего Кедвавома.

— Подписывая отказ от госпитализации, врачи защищают себя от юридических последствий?

— Отказ от госпитализации подписывается, когда показана госпитализация, но пациент не хочет ехать в больницу. Человек сам вправе определять свою судьбу и свое здоровье. Это есть в 323-м федеральном законе. Часто бывает, что мама находится дома, ей показана госпитализация, но ребенка не с кем оставить, поэтому подписывает отказ. Если, конечно, ситуация жизнеугрожающая, мы настаиваем, мы объясняем и рассказываем, к чему может привести заболевание — иногда и к летальному исходу. Некоторые прямо говорят: «Хочу умереть дома».

— Принудительная госпитализация в таких случаях не предусмотрена?

— Принудительная госпитализация осуществляется только либо с полицией, если пациент представляет социальную опасность, либо психиатрической бригадой, которая у нас в республике вообще всего одна и не круглосуточная, потому что врачей-психиатров очень мало. Она у нас работает только в Сыктывкаре и только в дневное время: больше мы укомплектовать не можем. Психиатрическая бригада вправе осуществлять принудительную госпитализацию, но только по своему профилю.

— А если вы все-таки решите забрать пациента, даже если он против?

— Это большие юридические риски для бригады.

— Судьбу отказников вы можете отследить?

— У нас есть сейчас возможность посмотреть этапы оказания медицинской помощи конкретного пациента в федеральной цифровой платформе. Мы видим не только обращаемость его за скорой помощью, но и его госпитализации, последующее лечение. Есть такие случаи, когда у пациента достаточно серьезное онкологическое заболевание. Тогда родственники просят не везти человека, вдруг у больного было последнее желание провести оставшиеся минуты дома с родными.

— Часто вызывают скорую, а потом отказываются впускать врачей?

— Иногда ведь вызывают соседи, которые услышали, что за стенкой что-то происходит. Бригада приезжает, а там говорят: «Возвращайтесь, мы вас не вызывали, вы мне здесь не интересны, мне ваша помощь не нужна»

— Это не засчитается соседу как ложный вызов?

— Нет, ведь сосед тоже выполняет свою гражданскую миссию. Он же предполагает, что там беда. Вообще на вызовы, которые изначально могут быть связаны с криминалом, выезжаем только с полицией.

— Как вы определяете состав бригады перед отправкой? Вдруг придется госпитализировать тяжелого пациента, а сил у девушек не хватит.

— Состав бригады не регламентирован по половому признаку, есть фельдшер медицинской помощи и есть врач. И тот, и другой может быть как девочка, так и мальчик. Это нормально, никакого сексизма здесь нет. Мы определяем бригаду, исходя из повода. Например, не дышит человек, произошло ДТП, падение с высоты. На такое мы стараемся направить специализированную анестезиолого-реанимационную бригаду. У нас их две в Сыктывкаре, в Ухте — половина бригады, то есть там всего один доктор у нас. Почему именно эти бригады? Потому что, во-первых, там три медика: врач анестезиолог-реаниматолог и два специалиста со средним профобразованием. То есть это больше рук, это больше знаний, больше опыта. При вызове к ребенку мы стараемся направить бригады, которые изначально были так называемыми педиатрическими. Это сотрудники, которые заканчивали специальное образование по направлению педиатрии. Но в любом случае по нашим регламентирующим документам вызов обязаны передать любой свободной ближайшей бригаде. Недавно пришлось эвакуировать 120-килограммового пациента, к нему приехала бригада из двух медицинских работников. К сожалению, родственники или близкие иногда в штыки воспринимают, когда их просят помочь с госпитализацией. Тогда через ЕДДС города привлекаем сотрудников МЧС. Они нам, как правило, не отказывают, но мы стараемся минимизировать их участие. Мы очень благодарны им за помощь, понимаем, что у них есть своя работа, но иначе никак.

— Шлагбаумы во дворах сильно мешают работе?

— Сейчас все больше появляется новых шлагбаумов с новой системой доступа в территории. На некоторых есть специальная кнопка для экстренных служб, или указаны номера телефонов; есть датчики, реагирующие на маяки на машине или на включенную сирену. Если такой системы нет, то выходим на заявителя и просим обеспечить доступ. Вторая проблема — это невозможность проезда, в дачных СНТ — это снег по колено. Вот, например, в Воркуте недавно было видео, когда медики пробирались по пояс в снегу. Еще мешают животные в частных домах. Ты ведь не знаешь, злая там собака или нет.

— Когда вы приезжаете к больному, то в этом случае лучше сразу оказать помощь или быстрее довезти до больницы?

— Тут можно поделить на два принципиальных момента. Первый – это госпитализация из дома, а второй – это госпитализация из медицинской организации. Если мы говорим про госпитализацию из дома, особенно в пределах города, где плечо эвакуации небольшое, всегда смотрим, что быстрее сделаем — привезем пациента в стационар без ухудшения состояния пациента или лучше на месте окажем помощь.

Почти всегда мы сначала начинаем оказывать помощь на месте и только потом начинаем процедуру госпитализации. Если мы говорим про ФАПы в отдаленных территориях, куда мы прилетаем на вертолете, (а он там, кстати, не глушится и ждет бригаду), в этом случае что-то минимальное можем сделать на месте и в последующем оказываем помощь в транспорте.

При эвакуации из центральных районных больниц бригада чаще всего лечит пациента на месте, чтобы не лечить в вертолете, потому что это очень сложно. Во-первых, ничего не слышно, мешает вибрация, дыхательные шумы ты уже не слышишь. Конечно, стоит задача сделать так, чтобы ты по ходу эвакуации мог только продолжать ту терапию, которую уже начал в стационаре. У нас есть и шприц-дозаторы, реанимационные мониторы, аппараты ИВЛ, различные средства для инфузии, медикаменты. Это есть и в вертолете, и в машине скорой помощи.

Приведу пример: наш ухтинский филиал буквально на днях вылетел за двумя пациентами в Усть-Цильму, а вернулся с 11-ю. Пока они летели, появились два пациента в Ижме, потом в Сосногорске, потом в Ухте. И вот всей этой командой они прибыли в Сыктывкар.

— Хватает ли кадров для таких ежедневных подвигов?

— Укомплектованность врачами составляет чуть более 50 процентов. Но за счет совместительства мы проблему решаем. Но опять же люди работают на полторы-две ставки.

По фельдшерам и медсестрам укомплектованность в Сыктывкаре составляет 84 процента, это достаточно неплохо. А с учетом совместительства — 100 процентов, тут вообще вопросов нет. В Ухте, к сожалению, 65 процентов, там у нас дефицит сохраняется. Хочу заметить, что, когда мы реорганизовывались, у нас укомплектованность была всего 40 процентов. Мы с ухтинским медколледжем работаем, стараемся комплектовать, чтобы в бригадах было всегда по два медицинских работника. Всего в республике 83 бригады, из них 40 относятся к Центру медицины катастроф.

— В любом случае вы координируете деятельность всей скорой помощи в республике?

— Да, мы все бригады видим, мы знаем, кто и чем занимается, на каком адресе находится, так как работаем в одной информационной системе. Она и показывает статусы «свободен» или «занят» той или иной машины. Координируем деятельность бригад скорой помощи только во время ЧС, при крупном ДТП и других резонансных ситуациях.

— Как помогаете молодым специалистам войти в этот ритм?

— Я тут хочу сказать только хорошее в адрес своих руководителей подстанций. Новые кадры попадают им в прямое подчинение, их дошлифовывают, дообкатывают на рабочем месте. У нас есть отличный симуляционный центр, который позволяет совершенствовать навыки не только выпускников медколледжа, но и сотрудников, которые много лет работают. У нас ежегодно проводятся экзамены для всех сотрудников по практическим навыкам. Несмотря на то, что мы каждый день занимаемся спасением людей, мы в своей комиссии проверяем практические навыки на экзамене. Некоторые сдают его не с первого раза. Но это делается не для того, чтобы наказать кого-то, а чтобы подтянуть свои навыки до определенных стандартов.

— Служба в скорой подходит для старта медицинской карьеры?

— Не все к такой службе готовы морально: надо находиться на смене сутки, всегда быть готовым в течение трех минут выехать на ДТП, пожар, кровотечение, ножевое ранение, огнестрел. Если мы говорим про выпускника, который только пришел, это сложно. Далеко не все удерживаются. Если поработали люди пару-тройку лет и остались, они, как правило, будут работать дальше. Если они уходят через год, это значит, что люди объективно просто не готовы.

— Большой отсев, если смотреть по процентам?

— 25 процентов уходит в течение года — много. Некоторые переходят в другие медицинские организации. Это не хорошо и не плохо, это нормально, потому что люди разные. Может, кто-то считал, что скорая помощь нечто другое, идеализировал работу. А это сложная работа с пациентами, причем большую часть времени ты находишься на территории пациента, где заявителем может произойти конфликт даже из-за бахил.

— Какую ждут зарплату молодые специалисты? Что вы можете предложить?

— Я скажу так: зарплата всегда кажется недостаточной. Многие люди уже приходят не с альтруистической целью, а с целью зарабатывания денег. Я здесь не виню ни в коем случае никого. Это нормально, что ты приходишь на работу зарабатывать, так как нужно содержать семью, отдыхать и так далее. Зарплата у нас регламентирована майскими указами президента, в нашей организации они исполняются и по врачам, и по среднему персоналу. Я скажу по-честному: эта зарплата возможна только тогда, когда сотрудник работает на полторы ставки. В среднем у фельдшера зарплата 55-57 тысяч рублей. Это за 10-11 суточных смен в месяц.

— Коронавирусные доплаты еще существуют? Если нет, то повлияло ли их отсутствие на отток кадров?

— У службы скорой доплат уже нет. На отток не повлияло, повлияло только на настроение.

— А другие доплаты фельдшерам разве не предусмотрены?

— С 1 апреля вводится новая система оплаты для сотрудников, работающих в малых городах до 100 тысяч населения. К сожалению, на сегодняшний день служба скорой помощи в это постановление не попала, но ведется большая работа на уровне Федерации, на уровне главных внештатных специалистов, главных врачей по включению скорой в этот список. Сейчас доплаты есть, но они не такие высокие, как у наших коллег, занятых на первичной медико-санитарной помощи. Это бы закрепило коллег на местах.

— Что центр делает, чтобы люди не уезжали из республики?

— На базе Центра медицины катастроф открыта ординатура по реанимации, то есть анестезиологи и реаниматологи уже не уезжают в другой субъект, они проходят ординатуру здесь. Тут мы делаем упор и на догоспитальный, и на госпитальный этап. То, что дети не уезжают в другой регион доучиваться, это уже хорошо. Приток мы видим, уже девять человек у нас обучаются.

— Ежегодно сколько специалистов к вам приходят?

— К нам приходит каждый год примерно до пяти врачей и до 30 сотрудников со средним профобразованием. Сложилась такая ситуация, что по Сыктывкару мы даже иногда отказываем.

Напомним, в первой части интервью БНК Михаил Сурин рассказал, как организована работа санавиации, куда могут долететь вертолеты ради спасения пациента, почему медикам стало удобнее перевозить больных на новом Ми-8 МТВ, где планируют открыть новые посты для экстренной медпомощи и будет ли учреждение тратить на свой переезд несколько десятков миллионов рублей.

БНК