Писатель Григорий Спичак взял для БНК интервью с балериной Валентиной Летовой. В прошлом веке она покинула Музыкальный театр Коми АССР. Сегодня у нее своя балетная школа в Испании и сотни воспитанников по всей Европе. О том, как девочка с Коквицкой горы в Усть-Вымском районе стала звездой балета, что в послевоенные годы повлияло на выбор профессии и как это происходило – читайте беседу Григория Спичака с Валентиной Летовой.

Фото Григория Спичака

Май 1981 года. Музыкальный театр Коми АССР замахнулся «на Уильяма нашего — Шекспира» - премьера балета «Макбет» (балетмейстер-постановщик Леонид Флегматов). Столичная пресса отмечает, что до сих пор наглости ставить «Макбет» не набирался ещё ни один региональный театр, а «эти» набрались... И получилось неплохо (отметим, что в тот же год «Макбет» поставили и в Новосибирске, а до этого ставили в Киргизии, но не пошло, потому что... Ну вот потому). Главные роли в нашем «Макбете» исполняли Валентина Летова и Валерий Кирьянов. Через шесть лет они за исполнение главных ролей в балете «Конек-горбунок» (хореограф-постановщик Мягков) получат Государственную премию РСФСР... Ещё через пять лет Валентина Летова уедет в Испанию и организует там «Школу Валентины Летовой». У неё уже сотни воспитанников по всей Европе...

В мае 1981 года автор этого материала, двадцатилетний студент, сидел «на потолке» театра и освещал тремя прожекторами разного света страстную и динамичную леди Макбет, танцующую в грохоте барабанов...

Почти тридцать три года спустя мы сидим с Валентиной Вячеславовной Летовой, народной артисткой России, в кафе торгового центра «РубликЪ», пьем термоядерный кофе, вспоминаем эпоху и стесняемся друг другу сказать, что курить хотим так, что уши уже опухли. О её приезде из Малаги я узнал случайно. Вызвал такси, а приехал... Рыцарь-Буби. Под Новый год такое случается... Дело в том, что в том «Макбете» 1981 года Рыцаря Банко, на плаще которого был рисунок карты «туз бубей», танцевал заслуженный артист Республики Коми Роман Ваулин. Вот он сейчас и оказался таксистом, который рассказал — в Сыктывкаре Летова! Три звонка, и мы договариваемся о встрече для интервью...

– Мы на «ты» или на «вы»? - спрашивает Летова после первых улыбок и «чмоков».

– А как удобнее будет... Я не могу Вам на «ты», Вы для меня навсегда легендарная Летова, величина из какого-то непостижимого сказочного мира высокого искусства балета...

– Ну, в общем, как удобнее будет, - она опять посмеивается. Удивительно жизнерадостный человек (хотя в 1981-м она казалась страшно строгой и неприступной в своей занятости). Сказал ей об этом...

– Ага. Ещё бы... Этот садист Флегматов мучил нас до полусмерти на репетициях. Конечно, будешь серьезной. Пыточная, а не спектакль...

Помню-помню. Мы на прожекторах, на прогонах спектакля, сидя, и то загибались от восьмичасовых(!) марафонов, бесконечных повторов сцен. А на генеральные прогоны приехал ещё и Юрий Васильевич Силантьев — руководитель Эстрадно-симфонического оркестра Гостелерадио СССР. Это был «садист №2». Оркестровая превратилась в преисподнюю...

– Ваша профессия, как известно, это вообще тяжелый труд с детства... Как вы её выбирали? Или она выбрала Вас? Вы ж, насколько я знаю, наша — из Коми...

– Да. Я девочка с Коквицкой горы, - она опять смеется. Наверное, там, в Испании, это звучит совсем сказочно и потрясает, насколько неисповедимы пути Господни. - Но я была совсем маленькой, когда мы переехали в Сыктывкар, жили в Тентюково. Отец у меня умер рано, в 50-х годах. Он местный, пришел с войны израненный, маму мою нашел ещё когда служил — на Украине. Так что я наполовину коми, наполовину украинка. И вот мама, Мария Михайловна, отправляет меня во Дворец пионеров. В 1958 году вечером добираться из Тентюково в Дом пионеров, а потом обратно — это совсем не то что добираться сегодня. Темень. Мороз. Автобусы только с пересадками... Перестала я ходить. Так и сказала маме: «Страшно. И устала...» Мама не настаивала. А тут вдруг такое дело — приезжает из Ленинграда, из Академического хореографического училища им. Вагановой маленькая тетенька, чтобы отобрать по школам талантливых детей. Как я понимаю, тогда тоже были программы поиска талантов...

- Питерское им. Ваганова? Это туда сейчас директором назначили Цискаридзе?

- Что?!!!

- Да, Вы в Испании не смотрите русское ТВ?

- Кошмар какой!!!

- Почему?

- Потому что ленинградская школа — это совсем не для понимания и уж тем более руководства москвичами... понимаете, императорский балет Питера, его школа — она более манерна, технична, в ней элегантс... Москвичи — это «купеческий балет». Он богатый, помпезный, претенциозный, в нем нет той воздушности... Ну, я не знаю, это можно только чувствовать. Вы филолог? Тогда знаете же разницу между ленинградской и московской языковой школой. Так и в балете. Цискаридце... Ну я не знаю. Ужас!!! Приехала, в общем, из Ленинграда эта маленькая тетенька — злючка такая она, спесивая, сноб эдакий. Никогда не забуду её команды: «А ну снимайте ваши кошмарные юбки!». Школьная форма в конце 50-х — это что-то. Платья цвета какашек и черные фартуки. Ну помнишь же, наверное...» «Сделайте так, сделайте сяк...» Я не прошла. И только чуть позже наша учительница 21-й школы сказала той злючке: «Странно, а чего вы не обратили внимание на Валечку нашу?..» Та снисходительно потребовала снять юбку ещё раз. И - «О! Так... А вытянуть ножку над головой... О!»

- Так настойчивость безымянной школьной учительницы в 1958-м развернула судьбу...

- Эх, да. Нас было отобрано восемь человек. Никто и никому ещё не говорил, что мы обязательно будем учиться — это всего лишь был отбор на смотрины в Ленинграде. Мама отпускать не хотела. Она по деревенским представлениям и наущениям подружек считала, что «там выращивают проституток — дело известное, с голой ж... бегать». Так вот: никто не говорил про гарантии, что мы будем учиться, но у меня уже и мысли не было, что я могу не поступить.

- Все поступили? Вам известно — где они сейчас?

- Нет. Поступили четверо. Где двое, я не знаю, но вот моя подружка Валентина Прошева много лет танцевала в Большом театре. А до этого в Кировском (Мариининском)... И вот мы, четвероклашки, в далеком городе без родителей. Интернат. Ранние подъемы — к станку. «И-и... ра-аз, сели, встали... Спину держим...». А мы плачем. Холодно. За окном дождливо. Мама, забери меня отсюда! Так все четверо домой и написали. На фиг этот Ленинград и этот балет... Представляешь, вот и мамы бедные уже едут (а в те годы это же дорого, с пересадками, с договоренностью, где ночевать — о гостинице и речи не было, никаких денег не хватит). Но в училище знали всё наперед. Наверное, просчитаны каждая мелочь и каждый нюанс детской психологии. Вдруг нам объявляют: «В ближайшее время будете танцевать в «Спящей красавице» в Кировском театре...» Чего?!! Да мы ж не умеем ничего. Какой там театр... И вот театр. Мы танцевали крестьянских детей в массовке. Сцена. Светящиеся фонтаны. Хрусталь, бронза, зеркала от пола до потолка, аплодисменты, канделябры в тысячу свечей каждый... И всё! И отсюда — обратно в Тентюково? В резиновые сапоги и в грязь на улице 5-й и на улице 10-й? Нет уж! Мамы приехали и ничего не поняли. Мы все наотрез отказались уезжать, потому что теперь знали, ради чего мерзнем и не высыпаемся, ради чего тянем ножки и приседаем по тысяче раз...

- Само общее образование было обычным? Математика, литература...

- В целом — да, обычное. В математические вузы не поступали, - она снова посмеивается. Вспоминает, - Киргизских девчонок мы буквально учили складывать «три прибавить семь будет — во!». На пальцах. Но за эту «обычную учебу» нас журили ещё как. Директор был такой громадный дядька, бывший танцор. Так вот, представьте себе, ему не лень было интересоваться персонально делами какой-то Валечки из 7 класса или Бореньки из 5-го... Вы можете представить себе, чтобы директор обычной школы приглашал к себе в кабинет и разговаривал просто об учебе пятиклассника? Наверное, только в связи с ЧП. А тогда это было в порядке вещей. И чистотой формы интересовались, и кружковой работой... Говорят, что «голова у танцовщика в ногах» - это неправда. Директор нам часто это повторял.

- После дипломной работы вы сразу вернулись в Сыктывкар? Был ли выбор? Тогда же все по распределению выпускались.

- Дипломная работа - «Щелкунчик». Не люблю его. Потому что в нем все роли перетанцевала. Все, кроме крыс этих... На «Щелкунчике» уже целое столетие дипломников выпускают, потому что в нем все возрастные группы могут себя попробовать и попробовать в разном амплуа...

В 1967 году вернулась в Сыктывкар. Из тех имен «того театра» и сегодня на слуху, наверное, у старожилов Ольга Коханчук. Главным балетмейстером была Людмила Аркадьевна Бордзиловская. Я за пять лет станцевала тогда ведущие партии - и Зарему в «Бахчисарайском фонтане», и в «Дон Кихоте», и в «Лебедином озере». Кстати, тогда был такой довольно раскрученный американский автор Абрахамс... Его балет «Тропою грома» - там тоже танцевала. Про Абрахамса и про моду эту надо сказать особо. Тогда ж «холодная война». Американцы нас за ГУЛАГ упрекают, а мы их за то, что «негров мучают», за расовую дискриминацию. Вот «Тропою грома» - это балет о любви белых и черных пар. А вообще-то все мы должны были пройти через огонь и воду кордебалета. И я прошла. Сопротивлялась, но прошла.

- В 1972 году уехала... Пригласили в Харьковский академический театр, в 1975 -переехала в Днепропетровск. Ох, как он нам с мужем нравился. (Первый муж Валентины Летовой — солист балета Валерий Кирьянов), но мы все же через пять лет вернулись в Сыктывкар. Здесь к 1980-му году собралась очень приличная труппа. Мы с Валерой в «Макбете» вообще самые «старые», мне почти 32 было, а девчонки-то и 20 лет, и 24... Из того спектакля свет помню. Ты не случайно вот… Это правда — такой большой и мАстерской световой работы, как у Нины Степановны Худяевой, я больше не видела ни в одном «Макбете». А декорации...

- Летящие кубы... Вы помните?

- Там же не только летящие кубы... Мохов, Царство ему Небесное, хороший мастер был.

- Вячеслав Ентин — второй художник, мой товарищ, умер тоже рано, во время операции на мозге в Военно-медицинской академии в 1991 году. Кубы — это его... Между прочим, Ентин в 80-х переехал в Керчь, где как художник ещё смог представить две свои персональные выставки. Те их декорации служили до конца 80-х... А в 1987 году Борис Мягков поставил балет «Конек-горбунок» Родиона Щедрина, за который вы и труппа получили Государственную премию РСФСР. Тот период — 1984-90 годы - оказался очень продуктивным для нашего театра оперы и балета. Известность пришла не только в России, но и за рубежом. Романтическое время... Оно вас и «смыло» из республики. Открылись новые возможности? Какие это возможности были для вас?

- Да. Как-то так странно бывает... Апрель 1990 года был поворотным. Ты не поверишь — в один день (ничего не подстроено — так уж сложилось) я получила звание народной артистки России и узнала я об этом, когда принесла заявление об уходе художественному руководителю театра Юрию Главацкому... Он просто оторопел. «Ты с ума сошла. Ты тут признана — единственная народная России...» Но не ругался. Не уговаривал. Творческие пути — они такие... Деликатный был человек.

- Куда же вас понесло? Тогда, говорят, уехала чуть ли не половина театра?

- «Полтеатра» - это, конечно, чересчур, но уехала нас целая команда. Мне в спину шипели больше всего: «Предательница! Все, что можно, получила от театра и смывается...» Борис Иванович Мягков создал свою труппу «Звезды Москвы», мы танцевали там. И, надо сказать, довольно успешно. Съездили с выступлениями в Италию. Звезды русского балета Васильев и Максимова работали вместе с нами через «Союзконцерт». Мы выступали вместе с ними. Так что поначалу шло все очень хорошо. Казалось, начинает сбываться моя мечта — ставится «Травиата», где я танцую основную партию. Уже пошиты костюмы... Но это осень 1991-го. На глазах «улетает в бездну» рубль, сворачиваются репертуарные и гастрольные планы, рушится всё. И рушится страна СССР...

- И тут... (не знаю уж, что Летова прочитала в моих интонациях, но ответила она, сразу четко пояснив).

- И тут — Испания! Нет-нет, меня мало волновали пустые прилавки магазинов и пустой карман. Как-то я с оптимизмом смотрела на все это и чувствовала — прорвемся, это временно... Испания подвернулась как работа, но работа не для меня. Звонит знакомая из «Союзконцерта» и говорит: «Валечка, поспрашивай среди знакомых, подумай — кто хотел бы в Испанию на подработку выехать?» Там нужен был преподаватель танца в консерватории. Я как-то даже поначалу искать начала среди знакомых. А потом на очередной звонок говорю: «Не поняла... а мне самой можно?». А оно тебе надо? Надо! И поехала... На последние деньги. Сына Димку - в Сыктывкар, к бабушке, муж в Москве оставался. Я поехала на один год. Как оказалось — навсегда...

- И что это была за работа? Как она превращалась в вашу частную школу балета?

- Встретили меня хорошо. Это была частная консерватория «Атенео», где я преподавала классический танец. Город Малага — город-миллионник. Там много русских, много англичан. Но русских любят, а британцев нет. Потому что русские все легко и сразу начинают говорить по-испански, а британцы могут по тридцать лет прожить и не выучить самое элементарное. Неприятно. В этом смысле я не понимаю здесь споров по коми языку. Мой отец привез мою маму-хохлушку, и она за одну осень стала говорить на коми языке. Просто общалась по-деревенски, по хозяйственным вопросам и как-то само собой.

Так вот. Испания. Балет ведь там не очень того... Как-то они тяготеют все-таки к своему классическому испанскому танцу, к своему фламенко. Воспитанников у меня уже сотни, но крупно состоявшихся так и не обнаруживается. Почему? Потому что (и это я им говорю всегда), если хотите сделать серьезную карьеру в балете, то надо ехать во Францию, в Германию, в Вену, в конце концов. Там есть школы. Там есть уровень. Сейчас ведь, увы, и профанации с русским балетом хватает. Например, я своих ребят всегда мотивирую ходить на выступления приезжающих балетных трупп из России. И часто бывает стыдно... Лучше бы не ходили. «Как вы это оцениваете?» - спрашивают иногда меня с подозрительностью мои ученики. «Никак! - приходится отвечать. - Это не балет... Во всяком случае — это не русский балет...» Сегодня по Европе колесят десятки балетных групп, пользуясь брендом русского балета. Моя «Школа Валентины Летовой» появилась через год. Но она не появилась бы, если бы тогда, сразу по приезду я не подошла самым ответственным образом к языку... Представь себе — прилетаю, завтра занятия, а я ни бельмеса... Чем я занимаюсь весь вечер и ночь? Выписываю - как по испански «нога», «рука», вверх», «вниз», «спина»... Ругалась по-русски! Очень деликатно, показывала на вертолет (аэропорт был близко) и говорила «не хрен лопастями крутить туда-сюда»... Они смеялись, опускали глаза. Очень вежливые детки. Видно, чувствовали, что их кроют самым горбатым сарказмом... Вот моей Escuela уже двадцать лет. В минувшем декабре 17-18 числа мои ребята выступали в Концертном зале Малаги. В 1996 году я создала в Испании балетную труппу «Катюша». Это был коллектив из 10 человек — юноши и девушки16-18 лет. На больших площадках мы не выступали, но в пятизвездочных отелях, на сценах частных мероприятий мы были востребованы. В репертуаре был русский танцевальный фольклор. Платили мало. Все-таки испанцы воспринимают это почти как работу аниматоров — развлеките нас. Распустила я ту группу через четыре года.

- А как ваша семья? Порознь жили долго? Когда сын и муж приехали в Испанию? Чем занимаются они?

- Муж, о котором, по-видимому, Вы спрашиваете, - Валерий Кирьянов — умер в 2005 году. Но к тому времени мы уже развелись. Отношения поддерживали самые теплые. Чего уж там говорить — вместе с его новой женой у его постели дежурили, когда он болел. А тогда — он переехал с сыном в 94-м. Через два года после меня. В 1998-м мы уже развелись. Получается — через шесть лет после моего переезда. Но прожили мы вместе все-таки 27 лет. Сын Дмитрий сейчас работает шеф-поваром в одном ресторанчике и учится в университете. Русский язык мы знаем, поддерживаем его, но ему только сейчас, уже 29-летнему, по-настоящему захотелось знать русский язык. Я вот везу отсюда кипу учебников. Он говорит, что даже друзья-студенты просят его что-то типа консультаций, а ему хочется знать язык в тонкостях грамматики и словообразования. Я ж тоже филолог, - она как всегда смеется, удивляясь, наверное, фортелям своего профессионального образования, - Когда работала в театре, я заочно закончила филфак нашего КГПИ. Должна обязательно сказать, что наше образование просто в разы качественнее европейского. А испанская средняя школа — это «что-то с чем-то». На последнем месте в Европе! То, что они в старших классах проходят, у нас уже заканчивают в 5-м... А про чтение, про знание литературы и искусства я вообще даже говорить не могу. Не о чем. На выходе из средней школы оказываются прочитанными три книжки, одна из которых сокращенный «Дон Кихот» Сервантеса...

У них там не в почете заморачиваться образованием, и уж тем более — высшим. Север Испании, Каталония - эти ещё трудяги. Андалусия на юге, в увязке с Гибралтарской индустрией, как-то ещё тоже пашет... А все остальное — торговля, море, туристы...

Да, о семье. Сын ещё не женат. Но я второй раз замужем. Мужа зовут Хосе, сейчас он на пенсии, но долгие годы работал директором очень престижного колледжа, где обучались дети даже испанских принцев. Он не театрал... Приучаю-приучаю его к театру, литературу подсовываю, на постановки пытаюсь вытаскивать... Он честно напрягается, но при удобном случае - «ой, времени нет», «Извини, дорогая, у меня: а) деловая встреча; б) голова болит; в) приехали давние друзья…» И т. п. Но живем дружно. У нас свой дом.

- Как часто Вы приезжаете в Сыктывкар? Вы чувствуете, что Вас помнят здесь и любят?

- Я приезжаю не редко. Один раз в 2-3 года на несколько дней. Здесь все же родственники. Иногда, особенно после смерти матери в 2000, может, с перерывом в 4 года. В 1998-м году мне ж тут юбилейный бенефис в театре организовали. Все в порядке. Помнят? Наверное, кто-то помнит... Но в театр тетя-секьюрити меня не пустила, хотя я объясняла, что здесь работала... Между прочим, был и ещё один странноватый момент. Пришла в театр, а там настолько были заняты репетицией, настолько, между делом, поздоровались даже те, кто знают меня, что я подумала: «Может, это специфика человеческой памяти такая? Привет — будто расстались мы позавчера». Потом, конечно, будто очнулись. Обнимания-целования-расспросы... Сыктывкар, конечно, сильно меняется. Развалюхи в центре города остаются, но изюминки архитектурной нет... Жаль. Не может город быть интересным, если в нем одни коробки. Даже если они раскрашены и расставлены якобы ансамблем.

- А вы не хотели бы вернуться в Сыктывкар?

- Теперь уже нет... Но ностальгирую я сильно. Все-таки тогда, в 1992-м, надо было четко понимать — можно поработать, поездить пару лет, но не надо заигрываться, втягиваться в жизнь там. Надо было возвращаться. Но произошло то, что произошло. Сыктывкар дал мне все. В этом Юрий Главацкий был прав, как и правы те, кто завистливо шипели в спину «предательница»... Они в другом неправы. Дело не в «дал», дело в том, что творческий человек, стремящийся к триумфу, должен четко понимать — триумф приходит к тому, кто работает терпеливо на одном месте, верный профессии и стремлению к совершенству. Человек, состоявшийся на уровне региона, —успехом равен практически любому уровню. Если здесь на тебя идут тысячи людей, то, значит, тысячи пойдут и в любой точке Земли.

- Когда-то, лет двадцать назад, точь-в-точь так и об этом же говорил мне наш поэт Серафим Попов...

- И он прав ведь... Мудрый старик. Жаль, что тогда я этого не слышала и даже не задумывалась об этом. Я буду приезжать сюда всегда. Не только потому, что здесь мои родственники и здесь моя родина. А, наверное, ещё и потому, что где-то здесь состоялись судьба и триумф...