Вчера, 10 марта в селе Замежная Усть-Цилемского района прошла конференция «За веру и крест», посвященная 300-летию основания и 270-летию самосожжения Великопоженского скита. Среди ее участников были гости из Москвы, Санкт-Петербурга, Великого Новгорода и даже два представителя белорусских староверов. О том, чем их привлекла конференция и насколько важна Усть-Цильма для старообрядческого мира, в интервью БНКоми рассказал председатель Центрального совета Древлеправославной Поморской церкви в Белоруссии Александр Белов. 

Фото Николая Антоновского

- Мы уже здесь в третий раз. В первый раз приезжали два года назад, очень хотелось сюда попасть: край очень интересный — и традициями, и культурой, и природой. Мы побывали тогда в Нарьян-Маре, в Пустозерске, в Замежной. Это, конечно, впечатляет. Великопоженский скит до сих пор является вторым центром поморского староверия в России после Выговского. Мы приехали, чтобы прочувствовать местную жизнь. Наша конфессия достаточно многочисленна, но в каждом районе, в каждом крае есть свои обычаи.

- Как много старообрядцев в Белоруссии?

- У нас 31 община, это более ста тысяч человек по скромным подсчетам.

- Когда староверы пришли в Белоруссию?

- Еще в XVII веке, когда была Речь Посполитая, занимавшая в том числе территорию Прибалтики — Литву, Эстонию. Оттуда же — из Витебской губернии — у нас пошла община. В Витебской области у нас сегодня 19 общин, шесть — в Бобруйском районе. В Минске тоже есть община, по исповеднику в ней числится 275 человек, хотя это довольно условная цифра. Но своего храма у нас пока нет. В 1837 году был принят закон, запрещавший строить раскольничьи молельни в Минской губернии.

- Нет ли у вас ощущения, что традиции старообрядчества сейчас вымываются?

- Я бы так не сказал. Наоборот, идет процесс возрождения. За годы советской власти, конечно, было многое потеряно, многие храмы были разрушены. К тому же деревня умирает. Люди переселяются в крупные города, и сам быт утрачивается. Но еще остается десяток сел, где люди проживают компактно и поддерживают традиции. И в последнее время заметен интерес молодежи к этим традициям, к исконной русской вере.

- Раскол сопровождался репрессиями староверов, и на протяжении всей истории старообрядчества отношения с государством складывались, мягко говоря, не очень хорошие. Какие сейчас у вас отношения с белорусским государством?

- Они нам не мешают, и это уже хорошо. Какой-то помощи у властей мы и не просим. У нас есть свой потенциал, в Белоруссии — 26 действующих храмов.

- А каковы отношения с Русской православной церковью?

- Мы с ними общаемся, никаких натянутых отношений нет.

- РПЦ часто критикуют за слияние с государством. Насколько, по-вашему, обоснована такая критика?

- Да ведь так оно и есть. Это официальная государственная церковь, ей идет односторонняя помощь, которая другим конфессиям не оказывается. Люди это видят и делают свои выводы.

- Есть ведь еще движение самой церкви в сторону государства.

- Есть, оно всегда было. Но церковь должна быть отделена от государства, и никаких вмешательств здесь быть не должно.

- Есть такое стереотипное представление о старообрядцах как о людях консервативных, сторонящихся, условно говоря, благ цивилизации. Насколько оно имеет отношение к действительности?

- Ну, консервативность проявляется в первую очередь в вере. Есть закон, который мы не должны нарушать. Есть праздники, посты, которые мы должны соблюдать.

- Чем вы занимаетесь в Минске помимо духовных вопросов, в профессиональном плане?

- Раньше занимался автобизнесом. Но сейчас уже возраст, и я сосредоточился на духовной жизни. Я исполняю обязанности духового наставника в минской общине (таинства у поморов совершают миряне — духовные наставники, — БНКоми).

- Сегодня с большой временной дистанции причины раскола уже не кажутся чем-то действительно принципиальным. У вас сохраняется чувство, что нужно было тогда, идя на жертвы, отстаивать свою веру?

- Сохраняется. Здесь двух мнений быть не может. Это законы, установленные святыми отцами, и нарушать их мы не имеем права. Веками деды и прадеды молились двуперстным знаменьем, а потом в церковную жизнь привнесли какое-то другое, инородное тело. Конечно, не все готовы были идти на жертвы, не все могли это выдержать. Кто-то поддался, кто-то перешел, что было проще. У нас все традиции остались. И если не было возможности проживать в той местности, где они проживали, люди уходили — сюда же, на Север. Нужно было в первую очередь сохранить веру.

- Насколько значима Усть-Цильма как один из центров старообрядчества?

- Она очень значима. Повторюсь, Великопоженский скит — это второй по величине оплот староверия. Усть-Цильма тоже у всех на слуху.

- То есть, староверы в Белоруссии хорошо знают, что где-то в российской глубинке есть такое село — Усть-Цильма?

- Да, и не только в Белоруссии — все староверы о ней знают. И стараются поддерживать связи и контакты. Радует, что эти контакты стали более частыми и более близкими. Мы — как один народ. Приезжаешь в Россию или в Прибалтику, знакомишься с людьми — и как будто все время их знал.

- Чем для вас важна конференция?

- Хотелось побывать в этих местах еще раз, познакомиться еще ближе с традициями, культурой. Здесь была очень высокая школа иконописи и литья, совершенно самобытная.